На неведомых тропинках. По исчезающим следам. Аня Сокол

сна, в котором продолжала литься кровь и слышались стоны. Не будь с ними человека, они бы остались.

      Змея слышала стук моего сердца, чувствовала панику, загнанной птицей бьющуюся в моей голове. Она знала, как хрупко человеческое самообладание. Если сорвусь и побегу, они не смогут противиться инстинктам, они кинутся за добычей. Не исключено, что целитель и явидь присоединятся к охоте. Именно поэтому меня так долго не пускали в filii de terra. Дети контролируют себя куда хуже взрослых, а я так долго училась не быть добычей, не чувствовать себя ею.

      Но иногда даже этого было мало. Как сейчас. И Пашка отступала, а закинувший на плечи рюкзак целитель следовал за ней. Пусть с сожалением. Это было сродни оттаскиванию падальщика от свежего трупа, тяжело и бессмысленно. Но именно эта бессмысленность и происходила.

      Никогда этого не забуду, потому что дружба – это не всегда бой плечом к плечу, это еще и отступление, тогда как хочется искупаться в крови.

      Я вспомнила восторг, когда лезвие входило в тело бессмертника, вспомнила теплую искру жизни, перетекающую в руку из атама. Сердце сладко заныло. Отчасти я их понимала, и это пугало.

      – Вы идете в Подгорный? – Хорошее настроение старосты испарилась вмиг.

      – Да, – парень снова раскрыл книгу, – Тур Бегущий провел ночь и там.

      – Святые, – улыбка старосты превратилась в гримасу, – вы смеетесь надо мной?

      Вопрос улетел в хмурое небо и остался без ответа. Рука орола стала конвульсивно подергиваться, пальцы заскребли по алтарю, словно желая поцарапать камень. Внутренности орола лежали отдельно от тела, на лице не хватало части кожи, а он не умирал.

      Земля и небо качнулись, но я устояла, хотя убежать захотелось сильнее, чем в переходе.

      – Тогда мы можем помочь друг другу. – Взгляд голубых глаз палача переместился на Пашку, теперь он был серьезен.

      – В чем? – Она говорила чуть насмешливо.

      Я заставила себя не думать об алтаре. Не смотреть, а слушать.

      – Двадцать часов назад, – стал рассказывать мужчина, – охотник загонял последнее лихо на сотню верст вокруг. Оба спустились сюда и столкнулись с оролом, – краткий взгляд на алтарь, – но от его крика растекся не защищенный амулетами чужак, а устаток лихого рода, шальной, необученный, его родители лишились голов еще в первую свалку с Видящим.

      Целитель пожал плечами и захлопнул книгу. Таких историй в северных, да и в любых других пределах, без счета. Войны вспыхивали и затихали, дети рождались, родители умирали, и не всегда в свой срок.

      – Охотник ушел. – В голубых глазах старосты сверкнул гнев. – Его взяли восточники из Подгорного.

      – Взяли ветра-охотника? – засомневалась я. – Тогда им никто уже не поможет.

      – Человека, – припечатал палач.

      Слово упало, как немой укор. Иногда такое случалось. Кто-то из людей в силу обстоятельств получал информацию о нашей тили-мили-тряндии, о ее обитателях.

      У таких было три пути. Первый – сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Ему следовало большинство. Второй