Падает снег. Марьяна Куприянова

значит накормить мужчину: он автоматически становится твоим давним знакомым. А между давними знакомыми не может быть смущения или напряженного молчания.

      – Когда Вы сказали о стремлении к идеалу, – отставив пустую тарелку, начал Андреев, – кстати, спасибо большое. Что Вы имели в виду?

      – На здоровье, – улыбнулась я, чувствуя, что счастлива от выполненного долга: мужчина, пусть и чужой для меня, накормлен. – Я имела в виду, что существует эталон – тот человек, вкуснее которого, по твоему личному мнению, не готовит никто. И ты стремишься достигнуть его уровня, ты во всем равняешься на него в плане приготовления еды, понимаете?

      – Понимаю, – серьезно кивнул Андреев. – И кто Ваш эталон?

      – Как ни странно, моя мать. Хоть она и говорит, что я теперь готовлю лучше нее, это далеко не так. Так вкусно, как она, не готовит ни один шеф-повар мира. Но я, по крайней ере, точно знаю, что в этой квартире равных мне нет.

      – Вот это да! – воскликнул Андреев, расширив глаза. – Неплохое самомнение!

      – Считаете, я незаслуженно так думаю? – приподнимая бровь, поинтересовалась я.

      – Ну-ну, стоп, – мужчина поднял ладони, словно боялся, что я могу обидеться, и спешил это предотвратить. – Я всего лишь приятно удивлен тем, что Вы знаете себе цену, ведь женщины в этом плане так любят прибедняться.

      – Но не я. Если человек себя недооценивает – он дурак, если переоценивает – он сволочь.

      Максим Викторович хохотнул и теперь глядел на меня со все возрастающим любопытством.

      – Знаете, мне не нужно пробовать чью-то еще стряпню, чтобы знать, что это – самое вкусное, что я ел с самого детства. Значит ли это, что Вы – мой эталон?

      Он смотрел открыто, с благодарностью и почти нежностью за то, что я его приютила, согрела и накормила. Еще бы спать уложила, – подумалось мне.

      – Думаю, нет. И на это есть много причин. Ну Вы как, согрелись? – почему-то мне захотелось перевести тему, и Андреев это почувствовал. И не стал противиться, за что я ему безумно благодарна.

      – Вы еще спрашиваете! Не знаю вот теперь, как не смутить Вас собой и своим поведением, – он отвел глаза.

      – Слушайте, да что же Вы заладили одно и то же? Может быть, это я Вас смущаю, а не наоборот? – засмеялась я.

      – Может быть, – он поднял взгляд и попытался улыбнуться, но вышло как-то вымученно.

      Во мне вдруг взыграло то чувство, когда нечего терять. Захотелось выложить ему подчистую, как он мне когда-то нравился, как снился мне, как я страдала от его невнимания, пока небеса не послали мою настоящую, серьезную любовь. И я уж было открыла рот, но от спонтанного признания меня спасли – к счастью или к несчастью. В тишине отчетливо раздался звук повернувшегося ключа, и Андреев поник. Было видно, что эти последние секунды наедине со мной он хотел наполнить какими-то теплыми, особенными словами, но не находил их. Все говорил его расстроенный, потерянный взгляд.

      – Максим Викторович! – обеспокоенный и виноватый голос Вики огласил наступившую тишину, затем сама девушка