Героиня второго плана. Анна Берсенева

как она идет в душ, потом ложится в постель снова, засыпает рядом с незнакомым, в сущности, мужчиной… Нет, к этому она не была готова совершенно, и этого ей определенно не хотелось. А если еще представить утреннее пробуждение, след от подушки у себя на лице, не будет же она утром свежа как майская роза… Нет-нет! Этого не надо.

      – Все-таки я скажу Нине Цезаревне сейчас, что ключ сломался, – сказала Майя, садясь на кровати. – Вдруг она что-нибудь придумает.

      Арсений молчал. Собирая волосы в узел – половина шпилек потерялась, и мелко вьющиеся длинные пряди не удерживались оставшимися, – Майя спиной чувствовала его взгляд. Как он смотрит на ее голые плечи? С вожделением, с разочарованием, с безразличием? Она не понимала.

      Она встала, надела блузку, потом юбку. Юбка была кашемировая, поэтому не помялась от того, что упала со стула на пол. Майя эту юбку и любила отчасти за то, что ее не надо было гладить, хотя больше все-таки за то, как драпировалась ткань, какие тонкие оттенки коричневого, песочного, кремового возникали в ее складках в зависимости от того или иного освещения.

      Арсений проводил Майю до двери, но в коридор не вышел. Может быть, ему не хотелось, чтобы Нина Цезаревна видела их вместе среди ночи. На пороге он поцеловал Майю, быстро, но не торопливо. Она снова ощутила холод его губ и снова подумала, как это приятно, когда целуют такими губами. Но нельзя ведь сказать, что ей хочется целоваться с ним снова и снова? Нет, нельзя. А значит, это правильно, что она сейчас уходит, и не о чем сожалеть.

      Нина Цезаревна уже вернулась. Она заохала, стала извиняться перед Майей – конечно, давно надо было поставить новые замки с хорошими современными ключами, а не сохранять в комнатных дверях какое-то старье, и как же глупо думать, будто старое непременно будет надежным! – и предложила переночевать в свободной комнате, потому что слесаря до утра не найдешь Это было правильно, Майя и предполагала, что так будет.

      Комната, в которую отвела ее Нина Цезаревна, была такая маленькая, что вся состояла почти из одного только эркера. Наверное, когда из квартиры на Лиговке после революции делали коммуналку, то этот закуток отвели какому-нибудь одинокому, но не совсем простому человеку, иначе трудно было объяснить такое странное сочетание тесноты со стеклянной стеной.

      Спать совсем не хотелось. Майя подоша к этой полукруглой стене и, не зажигая свет, отодвинула занавеску.

      Эркер нависал над козырьком подъезда и напоминал корабль, вырвавшийся из обыденности в какое-то очень далекое плаванье. Наверное, такое странное ощущение возникало потому, что от уличного пространства ее колени были отделены не стеной, а только стеклом.

      Басков переулок был пуст, даже машины уже не ездили. Майя вспомнила, как мелькали их огни по потолку, по напряженной, вздрагивающей мужской спине… Все вздрогнуло и у нее внутри, непонятно вздрогнуло, она не могла определить почему, но ей было радостно вспомнить это.

      Дверь подъезда открылась, человек вышел на улицу. Это был Арсений. Майя удивилась, почти растерялась. Куда он идет глубокой ночью? Это было странно, даже