Моя борьба. Книга четвертая. Юность. Карл Уве Кнаусгор

мы поравнялись, водитель помахал нам рукой, Нильс Эрик поприветствовал его в ответ, сбавил скорость и свернул на последний отрезок дороги, ведущей к деревне.

      – Странно, да? – спросил я. – Все знают, кто мы такие, а мы никого не знаем.

      – Ага, – сказал он, – в жутковатое местечко мы с тобой попали.

      Он повернул рычажок и включил дальний свет, а потом поднял вверх еще один и запустил «дворники». По капоту, лобовому стеклу и крыше застучали капли. Гул мотора рикошетил от горных склонов, обволакивая нас, подобно панцирю, который тотчас же отвалился, стоило нам вынырнуть из туннеля к раскинувшемуся перед нами фьорду.

      – А у тебя есть девушка? – спросил я.

      – Нет, – сказал он, – я свободен – свободнее некуда. Я уже много лет ни с кем не встречаюсь.

      Он что, гей?

      О нет, только бы не гей!

      Вообще-то он странноватый. И эти румяные щеки…

      – Тут особого выбора нет, – сказал он, – но зато и конкуренция невысокая. Так что выходит то на то. – И он рассмеялся.

      «Конкуренция невысокая». Что бы это значило? Что других геев здесь не особо много?

      Внутри у меня все похолодело, и я уставился на синюю гладь моря.

      – Туриль ничего так, – добавил он.

      Туриль!

      Ложная тревога!

      Я снова посмотрел на него. Он, не сводя глаз с дороги, боковым зрением наблюдал за мной.

      – Но она же старая! – возразил я.

      – Да какая же старая? – не согласился он. – Ей навскидку лет двадцать восемь. Ну, может, тридцать. Да, может, и так. Но, во-первых, это не называется старая! Во-вторых, она сексуальная. Очень сексуальная.

      – А я что-то не заметил, – сказал я.

      – Карл Уве, мне-то не восемнадцать. Мне двадцать четыре. И для меня двадцативосьмилетняя – это не старая. Или недоступная, – он усмехнулся. – Другое дело, что для меня она недоступна.

      Мы медленно ехали по узенькой, словно придавленной горным склоном дороге. Местные ездили здесь с той же скоростью, что и везде, но Нильс Эрик, насколько я понял, был осторожный и предусмотрительный.

      – А ты что скажешь? – спросился он. – Присмотрел кого-нибудь?

      Я улыбнулся:

      – Когда я сюда ехал, то в автобусе одну видел. Она в Финнснесе в гимназии учится, а живет в Хеллевике.

      – Вон оно что!

      – Ну, там поглядим. А насчет других даже не знаю.

      – Вибеке – девчонка сочная, – сказал он.

      – В смысле толстая?

      – Нет, в смысле… Она симпатичная. Может, чуть полновата, ну и что с того? И Хеге, она… с ней, я думаю, непросто. Но она привлекательная. Верно же?

      – Ты всеядный, что ли? – пошутил я.

      – Женщины – это женщины. Такой у меня девиз.

      Внизу показалась деревня. Он остановился перед моим домом и занес мне в квартиру пакеты, пока я вытаскивал здоровенный ящик с музыкальным центром. Потом Нильс Эрик попрощался и поехал дальше, к себе. Я подключил музыкальный центр, поставил The Associates – их альбом Sulk, совершенно истерический, и развалился на диване. Спустя некоторое