Наследники Скорби. Алёна Харитонова

и овчинным тулупом.

      …Идя с братом по лесу, девушка не могла понять: кого он ей напоминает? То ли щенка любопытного, то ли волчонка, что впервые вышел на охоту. Руська носился кругами, без опаски совал нос куда ни попадя и заливисто хохотал, если доводилось споткнуться и упасть, зацепившись ногой за корягу или торчащую из земли кочку. А сестра неведомым чутьем понимала – нет в нем страха. И в который раз думала: права ли была, что жилу затворила, лишила естества, данного природой?

      А Русай ни о чем не думал. Ему просто было радостно от того, что сестра рядом. И хотелось стать таким, как она: ничего не бояться, ходить, где хочет и когда хочет. Спать под открытым небом и смотреть на звезды. Стыдно сказать, но в первую ночь он долго лежал без сна и смотрел на мерцающие высоко в небе огоньки.

      – Лесан, а возьми меня с собой в Цитадель? – просил Руська.

      – Нет. В Крепость только тех берут, в ком Дар горит, а у тебя его нет, – соврала – и так на душе муторно стало!

      Видела же, как горят глаза мальчишки, как тянется он к ратному делу.

      – Может, ты его не видишь? – Паренек не терял надежды.

      – Прости, – теплая рука потрепала светлые вихры, – нет в тебе Силы.

      – Все равно ратоборцем стану, – упрямо шмыгнул носом братец.

      – Подрасти сначала, – засмеялась девушка. – А пока пойдем посмотрим лог. Проверить хочу, волколаки не ходят ли тропой тамошней.

      День они гуляли по лесу. Целую ночь говорили. Впервые за все время, что Лесана отдыхала в веси, было ей хорошо и спокойно. Рядом находился тот, кто ее принял, по-детски безоглядно, всем сердцем. Не сторонился, не боялся.

      – Лесан, а ты по дому сильно скучаешь? – уже когда начало светать, вдруг спросил молодший, позевывая.

      – Сильно, – обняв брата, прошептала, зарываясь носом в вихрастую мальчишечью макушку, девушка.

      Уезжала она на следующий день. Мать собрала в заплечник еды, сунула в кузовок вареную курицу, дикого лука, теплых масленых лепешек, прошлогодних соленых грибов. Прощались во дворе. Провожать себя до околицы Лесана не позволила.

      Млада тихонько плакала, Юрдон неловко переступал с ноги на ногу, не зная, что сказать. Стояна виновато отводила глаза: теперь – за несколько мгновений до разлуки – ей было стыдно, что стеснялась сестры. Елька шмыгала и терла глаза, жалея всех: Лесану, которая все равно казалась незнакомой и чужой, мать, отца, Стояну и даже Руську, держащегося изо всех сил, чтобы не зареветь.

      – Ну, не поминайте лихом; глядишь, приеду через год-другой. – Лесана легко забросила себя в седло и тронула лошадь с места.

      За спиной заскрипели ворота. На душе было светло. Ни сожаления, ни грусти.

      Она уехала, так и не обернувшись.

      …Через два дня девушка достигла росстаней, на которых пять лет назад повстречала Тамира и Донатоса. В тени старого вяза, привалившись спиной к могучему дереву, дремал мужчина. Рядом пасся расседланный