Игра взаперти. Виктор Брусницин

естественно, поняли, все досталось от Машки. Исходил Виталий, что говорить, в период расставания с любимой нервом. Пылал фразами, потому как кулаком достать не мог, – чуял, так разрушит лазейку. Попил тогда крупно, а на пьяной голове любая мысль силу имеет. Язвить хотелось, высказать в лицо нечто умное, вот и изобретал. И говорил. Глупости, конечно, потому что больно… И поступают ли подобно Кате нравственные люди? Занялось в нервном тике у Виталия веко, но произнес:

      – А ты проще остальных, потому что мир твой темный и не знаешь, с чем тебя кушают.

      И все равно Катя полезная, не стала смеяться. Даже под руку Виталия не взяла, шла рядом достаточно уверенно.

      – Мужчина, даватель, как ты выразился. Ты же, я так поняла, берешь только.

      – Я – перераспределяю. А ты помолчи пока.

      Все-таки улыбнулась, помолчала. Но недолго.

      – Ты судьбой доволен? – Это вопрос, если вы заметили.

      – Нет, и сильно. Не прочухал я, где мое место.

      – Ну-ка?..

      – В ФСБ. Страшно уважаю. Какие бы я там мерзости плел!.. Рассказываю. В Хохляндии дело было. Набарагозил я там изрядно и, разумеется, в интим с ребятами вошел. Короче, закрыли меня, бронхи поласкали. Да что мне – не было, кричу, фалов… Держали четверо суток в одиночке. На пятый день приводят собаку. А вещь такая. Был у меня годовалый ротвейлер, Чак, шикарная псина. Вот его и всунули – развлекайся-де. Я без задних мыслей обниматься к дружку, а парень ну меня есть. Так и не знаю, то ли они его не кормили, то ли пакость какую дали… Он, собака, хавает-то человека не по-людски. Зажевывает как-то. Вот сюда ухватил и пошел к плечу. – Виталий разазартился, забылся, начал показывать на руке. – Я думал, сожрет. Упал как-то удачно, на горло его – дыхание, видать, перехватил. Отпустил. Сел, сволочь, в угол, смотрит влюблёно. Понравилось мне, ушляки ребята… Словом, засадил душу, продал людишек. – Виталий лукаво посмотрел на Катю.

      Катя взгляд почему-то не увидела и произнесла:

      – Ты так легко об этом говоришь, это неожиданно.

      – А пусть боятся. ФСБ не напугаешь, но остальных можно.

      – Да убивают же за это.

      – Есть такое, – ему сейчас нравилось, – но, скажу я тебе, не сильней, чем до смерти…

      И вообще, Виталий любил врать. Обманывать – само собой, но нет – врать. Тут требуется артистизм и ни в коем случае не чувство меры, ибо оно урезает простор для интонации, жеста, взгляда. О мысли просто не говорим. Врать треба азартно, это игра… А нечего в душу брызгать и на самое брать… Иными словами, лгать надо всегда. По простой причине – чтоб не верили.

      Еще один куст, снова порода неизвестна.

      – Я что-то не понял, мы какого рожна тут шляемся? У нас же с тобой половые разногласия присутствуют, почему не пользуемся?

      Смеется Катя преданно:

      – И правда. Я все мечтала тебя потрогать, а приехал и забыла.

      ВИТАЛИЙ

      В общем, влюбляться Виталий постановил ни-ни, оттого и пристроился окончательно к Вале.