Атилла. Мусагит Хабибуллин

остаться один. Завтра с раннего утра – в дорогу!..

      V

      К отцу Бахрам-бек не поехал. Он вернулся в стан сарматов. Увидев белокурого мальчика, Сафура-бике пришла в восторг. Перед ней стоял малыш, точно такой, о каком она мечтала. Ребёнок сразу же показался ей таким родным, таким милым!..

      – Это сын твой, Сафура-бике, – сказал Бахрам-бек, улыбаясь. Он видел, что угодил жене, и глаза его светились радостью. Бике потянулась к ребёнку. Хотела взять на руки, но мальчик побежал к такой же, как он сам, белокурой девочке-подростку, которая тихо стояла в сторонке. Бике не дала ему уйти, схватила за руку. Не обращая внимания на вопли ребёнка, понесла его к себе. Остановившись, спросила мужа:

      – Как зовут ребёнка?

      – Король Германарих сказал, что зовут его Баланбир.

      – Он что же, сын Германариха?

      – Да, бике, от жены-венедки. Мать погибла. Я забрал у него детей, а самого отпустил.

      Сафура-бике удивлённо посмотрела на мужа, но расспрашивать не стала. Белокурую девочку, очень похожую на малыша, Бахрам-бек повёл к себе. Сафура-бике никогда не ревновала мужа, он был ей безразличен, но теперь ей стало обидно, что бек не предложил девочку ей, как делал раньше. Он отнял у неё хорошенькую игрушку, по праву принадлежавшую ей.

      – Имя мальчика вовсе не Баланбир, – сердито сказала она, – для меня он будет Баламбиром!

      – Ладно, бике, будь по-твоему, – согласился Бахрам-бек и скрылся в своей юрте.

      Баламбира своего Сафура-бике решила воспитывать только сама. А к сыну Бахрам-бека от персиянки она так и не смогла привязаться. Вроде бы тоже ребёнок, а душа к нему не лежала. Любимца своего она не позволяла старухе забирать к себе и всюду водила мальчика с собой, никогда не расставалась с ним. Ребёнок тоже привязался к ней и стал называть мамой.

      Первого мальчика назвали Бахрамом. Бике спросила как-то мужа:

      – Почему ты дал ему своё имя?

      – Так он же сын мой, – невозмутимо пояснил Бахрам-бек.

      – Верно, твой, но ведь я как-никак мать ему, пусть даже мачеха. Не мешало бы меня спросить.

      – Извини, но это была просьба моего отца. Он всё равно – твой сын. Их у тебя два.

      – Нет, Бахрам-бек, один у меня сын – Баламбир, – ответила Сафура-бике.

      Бахрам-бек не стал возражать, только рукой махнул: время придёт, и всё будет, как он решит, потому что шахиншахом, по законам персов, может стать только тот, кто рождён от шаха. А Баламбир – это всего лишь найдёныш, подобранный на дороге. Так думал Бахрам-бек и усмехался в усы, глядя, как вьётся Сафура-бике над своим «сыночком». Она заметила его усмешку и, взяв Баламбира на руки, сказала сердито:

      – Противный всё же ты человек, Бахрам, противный! – и поджала губы.

      Не думала Сафура-бике, что слова её заденут Бахрама за живое. На щеках бека заиграли желваки, но он сдержался. Что скажешь необузданной женщине?! Он повернулся и ушёл к себе.

      В юрте бек подошёл к белокурой девочке, встал перед ней на колени и, повесив голову на грудь, заплакал. Он плакал молча, как умеют плакать мужчины. Девочка обвила его голову