Русский город Севастополь. Сергей Анатольевич Шаповалов

в просторной горнице с низким потолком. Вошла пожилая валашка в пёстрой косынке, в белом переднике. Принесла на подносе крынку молока и каравай пшеничного хлеба. По-хозяйски отодвинула в сторону бумаги, над которыми работал Тотлебен, и поставила молоко с хлебом перед подполковником.

      – Благодарю, – буркнул Тотлебен.

      – Разрешите представиться! – Голос звучал звонко.

      – Представляйтесь! – кивнул Тотлебен.

      – Прапорщик Кречен, прибыл в ваше распоряжение, – доложил юноша.

      Тотлебен оглядел его новенький сюртук. Пуговицы блестели, словно звезды. Белый крест выпускника инженерного училища слева на груди.

      – Только выпустились? – сухо спросил он.

      – Так точно! Главное инженерное училище.

      – Ах, вот, как, – потеплел лицом Тотлебен. – Ну, и как там сейчас, в училище?

      – Превосходно! Но я уже его закончил.

      – И как закончили?

      – С отличием! – довольно выпалил прапорщик Кречен.

      – Это хорошо! Ну, коль прибыли в моё распоряжение…. – Он развёл руками. – Не желаете свежего молока…, вот, хлеба. Хлеб здесь отменный пекут.

      – Благодарствую, но прошу меня простить, – уже отобедал.

      – Как хотите, – пожал плечами подполковник.

      – Разрешите отправиться к квартирмейстеру?

      – Зачем? К квартирмейстеру не надо, – остановил его Тотлебен.

      – А как же? – не понял Павел, слегка растерявшись.

      – Вы разве не знаете? Осада с Силистрии снята. Меня направляют в Севастополь.

      – Как, снята? – На лице Павла появилось недоумение и разочарование. – Война окончена?

      – Насчёт: окончена или нет – не знаю. Пока только отступаем. Что дальше будет – не спрашивайте. Но вы, если желаете, можете подать рапорт и остаться в Дунайской армии. Правда, генерал Шильдер тяжело ранен. Сейчас в госпитале в Калараше лежит. Меня командируют к князю Меньшикову в Крым. Не имею представления, кто будет инженерной частью заведовать, так что рапорт можете подать на имя командующего, князя Горчакова.

      – А куда отступаем? – растерянно спросил Павел.

      – Куда, куда? Экий вы любопытный, – недовольно усмехнулся Тотлебен, разворачивая белую льняную салфетку. Кликнул денщика: – Иван, нарежь хлеб и половину возьми в дорогу. – Вновь повернулся к Павлу: – Куда скажут, юноша, туда и отступим.

      Павел задумался.

      – Позвольте с вами, в Севастополь?

      Тотлебен вскинул на него сердитый взгляд, который явно говорил: на кой черт мне этот молокосос? Ещё раз внимательно осмотрел юношу. В мундире – полный порядок. Сапоги надраены, хоть он и с дороги. Аккуратный. Глаза честные. Тотлебен, как истинный тюрингский немец, обожал аккуратность во всем. Поразмыслил, решил: шут с ним – пусть едет. На всякий случай предупредил:

      – Дорога не близкая. И на кой вам, прапорщик в Севастополь?

      – Говорят, Крым похож на Италию, – романтическим тоном ответил Павел.

      – Чего? – усмехнулся Тотлебен. – Степь