Возвращение Орла. Владимир Алексеевич Фадеев

бы тебе христианство… при чём тут христианство? Ни при чём тут христианство, даже наоборот.

      – Что значит – наоборот?

      – Ну, не наоборот, а вопреки. Давай на спор, что ни один поп тебе этого объяснит…

      – Дьякон Владимир бы объяснил.

      – И наш бы дьякон не стал.

      – Думаешь, попы такие дураки?

      – А вот тут как раз наоборот: думаю, что умные, потому и не объяснят. – Даже в такой неподходящий момент Семён не отказал себе в удовольствии подёргать неофита, – за тысячи лет до твоего христианства люди верили, а то и знали точно: когда покойника несут головой назад, он заметает свой след волосами и дух его обратной дороги к живым уже не найдёт, а будет там, где ему и положено. Попам этого признать нельзя, потому что это чистой воды язычество, а оно им – кость в горле, не проглотить, не выплюнуть.

      – Да ты наговоришь… начитался всякой ерунды, – обидно огрызнулся Африка, – целый народ у тебя теперь неправ, все православные…

      Наконец кое-как запихнули, только правая нога торчала теперь из водительской двери.

      – Подсогни её, Васильич, в коленке, в коленке, – ласково просил Аркадий покойника, которого, в отличие от живого Орликова, можно было и любить.

      – Не хочет, закоченел уже.

      – А как же левая влезла? Она что у него, короче?

      – Померяй… давай голову поднимем.

      Подтянули в обратную сторону, подогнули голову Орлу, как спящему петуху, почти под крыло. Семён сел на переднее сиденье, потом передумал, вылез.

      – Мы следом, на мотоцикле.

      Ветер принялся не на шутку гнуть ивы и черёмухи, волна начала кучерявиться барашками, сверкало и гремело уже почти над самой головой.

      «Запор» не заводился.

      – Водила с Нижнего Тагила, – ворчал Поручик, – до чего довёл технику! Чёрт с ним, перегружай ко мне, некогда сейчас смотреть, что там.

      Семеро бросились вытаскивать и помогать. Если бы Орликов был жив, ему бы не понравилось, потому что его могли бы порвать, и снова до смерти – торопились, гроза. Рукав у рубахи, и брючина держались на лоскутках, и к тому же до полного неприличия Орла разлохматили.

      – Да, объясни теперь, что его только что не били ногами.

      Зато на заднее сиденье «копейки» Орёл почти влетел. Снова – голову на бок.

      «Копейка» не заводилась…

      Для кулибина-Поручика это был удар… Автомобиль был его продолжением и не мог вести себя, как вздумается, а только как предполагалось хозяином. Сейчас ему полагалось заводиться, а он только жалобно кряхтел.

      – Ты что?! – ласково спросил он свою «копейку», – ты что, милая? – а потом поправился и спросил уже жёстко-удивлённо, – что же это со мной?

      Кто-кто, а Поручик никогда не допускал до их общего организма никаких случайных болезней. Если чувствовал, что вот-вот полетит какая-то железка, он сам становился этой железкой и она продолжала работать, если и не как новая, но и не как больная. Научился он этому у Василия Анисимыча, старого механика, отца Африки, в чьём ведении было реакторное «железо». Его-то, реакторное железо, не починишь, разложив