Год гнева Господня. Георгий Анатольевич Шатай

истребовать или защищаться в суде по месту своего обучения, например, в суде хранителей апостолических привилегий.

      – Да вот только некоторые ушлые родители наших схоларов, – добавил Арно, – принялись шиканировать106 этой привилегией. Допустим, живет себе такой папаша в той же Финляндии, а его сосед задолжал ему крупную сумму и не отдает. Тогда наш кредитор переписывает должок на своего сына-схолара, а тот уже вызывает соседа на суд в Париж. После чего папаша приходит к должнику и говорит: либо ты отдаешь долг прямо сейчас, либо через месяц, но с большой пеней, либо плыви в Париж – но только это тебе вдвое дороже встанет. А если должник на суд не прибудет, ему, понятное дело, присудят поражение из-за неявки, это уж без вариантов.

      – А помнишь, брат Арно, – отпив из калабасы, вдруг улыбнулся Бидо, – как ты отомстил тому английскому всезнайке, что пытался «утопить» тебя своими вопросами на disputatio, во время экзамена?

      – Он сам напросился, – смиренно ответил Арно. – Нечего было мучить бедных животных.

      – Вы про что это, про каких животных? – влез между ними неугомонный Мартен.

      – Про котов про черных, – ответил Арно, приглаживая бородку. – Говорят, после папской буллы Vox in Rama некоторые ревнители веры столь рьяно принялись умучивать усатых тварей, видя в них порождения диавольски, что вой кошачий стоял от Гибернии107 до Гранады. Это еще с катаров пошло: якобы они на своих сборищах целовали под хвост черного кота. Даже Алан Лилльский – великий doctor universalis – и тот, то ли в шутку, то ли всерьез писал, что катары-де происходят от слова «кот»108, поскольку целуют в зад черного кота, в обличье которого является им сам Нечистый – отчего их правильнее было бы называть «кошатники».

      – У нас в деревне мальчишки часто сжигали черных кошек в клетке над костром, – вспомнил Мартен. – Или обливали их лампадным маслом и поджигали, а потом гоняли палками по улицам. Правда, за это им влетало – так ведь и дома можно подпалить невзначай.

      – По-разному народ забавлялся, – кивнул головой Арно. – Где-то котов с колокольни сбрасывали, где-то зашивали в мешок и пинали до тех пор, пока не получится месиво из обломков костей и кишок. Наш лиценциат Скоттингейт, конечно, до такого не доходил, но полоснуть ножичком по горлу приблудного кота нечистой масти – весьма непрочь был.

      – И тогда Арно, – пригладил свои редкие волосы Бидо Дюбуа, – дождался весны и отправился ловить визглястых кошек по всем парижским закоулкам. Не знаю, что он с ними делал, но к вечеру принес какую-то вонючую шерсть в склянке, что-то мудрил с ней. Потом незаметно натер ею робу того англичанина. А еще принес угольной пыли, намешал ее в масло и обмазал этой смесью десятка два кошаков, что жили на чердаках коллежей. Да еще напоил их какой-то вонючей дрянью. И когда на следующее утро Скоттингейт отправился в аббатство Святой Женевьевы, за ним по всем Латинскому

106

Шикана – злоупотребление правом.

107

Ирландии.

108

Катарос – греч. «чистый», cattus – лат. «кот».