Год гнева Господня. Георгий Анатольевич Шатай

причастна к убийству своего жениха. Его зарезали в толпе, вот там, перед церковью…

      В этот момент кто-то коснулся сзади плеча Ивара. Обернувшись, он увидел перед собой незнакомого монаха.

      – Ты тут Ивар? – спросил монах и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Тебя разыскивает брат Гиллен. Он сейчас, наверное, в странноприимном доме или идет сюда.

      – Брат Гиллен? Кто это?

      – Наш наваррский гость-францисканец. Которого ты объел сегодня в трапезной, – хихикнул монах.

      – А, этот, – вспомнил Ивар. – Так он из наваррцев? По виду так больше смахивает на гибернийца91.

      – Ты вон тоже не особо-то похож на англичанина, – пожал плечами монах.

      Ивар собирался было ответить, что он и не англичанин вовсе, но монах опередил его, кивая головой в сторону аббатских ворот:

      – А вон и он сам, легок на помине.

      Со стороны ворот к ним приближался тот самый седой кордельер, чье место Ивар по ошибке занял в трапезной. Подойдя ближе, францисканец подозрительно покосился в сторону – туда, где Дамиан разговаривал с каготами, затем пробежался острым взглядом по Ивару, после чего негромким твердым голосом произнес:

      – Я пришел, чтобы просить прощения, брат.

      – Прощения?! За что? – удивился Ивар.

      – Устав Святого Франциска велит нам не затевать ссор, ни словесных схваток, ни осуждать других, но быть миролюбивыми, покорными и кроткими, – по тону францисканца не вполне было понятно, говорит ли он всерьез или же втайне насмехается. – Такоже устав братьев-бенедиктинцев, гостеприимством которых я беззастенчиво пользуюсь, предписывает замириться до захода солнца с теми, с кем разделила тебя распря в этот день. Держишь ли ты на меня обиду, брат Ивар? – удлиненное веснушчатое лицо наваррца, казалось, еще более вытянулось в смиренном ожидании ответа.

      – И в мыслях не было, брат Гиллен, таить на тебя обиду. Наоборот, это я должен просить извинить меня, что поневоле и не со зла занял твое место.

      – Ну и прекрасно, – удовлетворенно кивнул францисканец. – В таком случае не смею более отвлекать тебя, брат, от твоих несомненно важных дел. – Отвесив легкий поклон, старик направился по своим делам, в сторону церкви Сен-Мишель.

      Со стороны реки донесся резкий запах тухлятины. «И здесь эти проклятые дубильни!» подумал Ивар и обернулся. Ни Дамиана, ни каготов на площади перед церковью уже не было. Лишь тягучий звон аббатского колокола, созывавшего монахов к вечерне, нарушал тенистую тишину летнего вечера.

      ***

      Пыльная дорога бежала вдоль каштановых рощиц, пыхавших пахучим июньским зноем, огибала влажные торфяники, поросшие мхом и пушицей, ныряла в высокую траву сочных лугов, усыпанных клевером, сивцем и синими пирамидками гадючьего лука, над которыми тут и там вспыхивали яркие крылья шашечниц и голубых стрекоз. Легкий ветерок доносил откуда-то издалека освежающий запах речной воды. Суетливые воробьи купались

91

Ирландца.