Утопленница и игрок. Марина Кельберер

я, одна ли я да кто мне сюда ходит.

      Обрадовался. Думает, повезло. Думает, дуру нашел – ничего не понимает, совсем не волокет.

      Жалостливую, толстую, одинокую дуру.

      Ну-ну.

      … Я, милый Леша, все понимаю. Только мне плевать. У тебя, Лешенька, свои дела, а у меня – свои.

      Маня внезапно обозлилась.

      … Ишь ты!.. Не то что рукой пошевелить, голову повернуть не может, не говоря уже про прочие «интимные» места!.. А туда же – распоряжается, командует, приказы прям отдает, и жестко так, по-армейски и по-мужски: «Бритву купи.»

      Сурово.

      Маня враждебно усмехнулась.

      «Заплачу. Озолочу. Все. Иди.» Тоже мне…

      Весь на понтах.

      Дешевка. Хоть и бандит.

      Хам и дурак. Со своим несуществующим Rolexом.

      Маня полезла за кошельком и пакетом и наткнулась взглядом на шмотки «мужика», висевшие на стуле.

      … Надо постирать – грязные, и в крови… другой-то одежды у него все равно нет… Сейчас замочу в холодной воде, а вернусь – постираю… Хорошо жарко – быстро высохнет.

      Отложив в сторону пакет с кошельком, Маня сунула вещи «больного» – джинсы, тенниску и белье – в таз и засыпала порошком. Но предварительно внимательно все рассмотрела.

      … Однако. Круто.

      Тряпки были фирменные, то есть совсем фирменные – родные или из «бутиков». Еще и Rolex какой-то упомянул как бы ненароком…

      … Точно – бандит. Или – «полу-бандит», что практически одно и тоже.

      Но с другой стороны, сейчас никого ничем не удивишь – все смешалось…

      Маня вышла на участок.

      … и какой идиот придумал сделать кран внизу!.. – злобно пыхтела она себе под нос, зависая вниз головой над краном, пока наливала в таз воду. Подняла таз, покраснев от усилия – у Мани, несмотря на вес, были от природы слабые руки – и водрузила на гнилой кособокий деревянный столик.

      Взбивая порошок и вороша в тазу вещи «пациента», еще раз в сердцах мысленно его передразнила, в раздражении тряхнув головой:

      «Все. Иди».

      … Иди сам, милый!..

      Обалдеть.

      … Ну ладно. Пусть отмокает.

      И быстренько потекла в аптеку, внутренне вибрируя, кипя и негодуя.

      … Пять дней прошли в молчании и бешеной суете.

      Больной изъяснялся только междометиями или короткими односложными указаниями, типа: «Да», «Нет», «Выше», «Ниже», «Здесь не трогай», «Не хочу», «Хватит», «Иди».

      На шестой день «мужик» уже сидел и вполне сносно мог шевелить конечностями.

      Дедок-хируг оказался классным спецом, недаром столько лет вкалывал в «Бурденко», главном военном госпитале.

      Маня неукоснительно – очень строго – следовала его «рекомендациям», все время ныряя в записи.

      «Больной» молчал, стиснув зубы, кривился, морщился. Иногда мычал, но не стонал – терпел.

      Герой.

      … Впрочем, пару раз по вечерам, после перенесенных процедур «герою», несмотря на обезболивающие, бывало совсем фигово – и тогда Маня клала ему руку на лоб. «Мужик» моментально облегченно