Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы. Сесил Скотт Форестер

шли надсмотрщики с палками.

      – Деньги, – перевел Дюра слова казначея.

      По команде Таплинга матросы принялись вытаскивать на причал тяжелые мешки с золотом.

      – Когда зерно будет на пирсе, я прикажу отнести золото туда же, – сказал Таплинг Хорнблауэру. – Последите за ним, пока я загляну хотя бы в несколько мешков.

      Таплинг подошел к веренице рабов. Открывая то один, то другой мешок, он заглядывал внутрь и доставал пригоршню золотистого ячменя. Некоторые мешки он ощупывал снаружи.

      – Никакой возможности проверить все сто тонн ячменя, – заметил дипломат, возвращаясь к Хорнблауэру. – Полагаю, в нем изрядная доля песка. Таков уж обычай правоверных. Цена назначена соответственно. Очень хорошо, эфенди.

      По знаку Дюра подгоняемые надсмотрщиками рабы затрусили к воде и начали грузить мешки на пришвартованный к причалу лихтер. Первые десять человек принялись раскладывать груз на дне лихтера, другие затрусили за новыми мешками. Тела их лоснились от пота. Тем временем из ворот появились два смуглых погонщика. Перед собой они гнали небольшое стадо.

      – Жалкие заморыши, – произнес Таплинг, разглядывая бычков, – но плата учитывает и это.

      – Золото, – сказал Дюра.

      Вместо ответа Таплинг открыл один из мешков, вытащил пригоршню золотых гиней и водопадом ссыпал их обратно.

      – Здесь пять сотен гиней, – сказал он. – Четырнадцать мешков, как вы можете видеть. Вы получите их, как только лихтеры будут загружены и снимутся с якоря.

      Дюра усталым жестом вытер лицо. Ноги едва держали его. Он оперся на стоявшего позади спокойного ослика.

      Бычков сгоняли по сходням другого лихтера. Еще одно стадо прошло через ворота и теперь ждало своей очереди.

      – Дело идет быстрее, чем вы боялись, – сказал Хорнблауэр.

      – Видите, как они гоняют этих бедняг, – нравоучительно произнес Таплинг. – Гляньте-ка! Дела идут быстро, если не щадить людей.

      Цветной раб свалился под тяжестью своей ноши и лежал, не обращая внимания на град палочных ударов. Ноги его слабо подергивались. Кто-то оттащил его с дороги, и движение мешков в сторону лихтера возобновилось. Другой лихтер быстро заполнялся стиснутым в сплошную мычащую массу скотом.

      – Надо же. Его туземное высочество держит слово, – дивился Таплинг. – Если бы меня спросили раньше, я бы согласился на половину.

      Один из погонщиков сел на причал и закрыл лицо руками, посидел так немного и повалился набок.

      – Сэр, – начал Хорнблауэр, обращаясь к Таплингу.

      Оба англичанина в ужасе посмотрели друг на друга, пораженные одной мыслью.

      Дюра начал что-то говорить. Одной рукой он держался за ослиную холку, другой жестикулировал, как бы произнося речь, но в его хриплых словах не было никакого смысла. Лицо раздулось больше своей природной толщины, исказилось, к щекам прилила кровь, так что они побагровели даже под густым загаром. Дюра отпустил ослиную холку и на глазах у англичан пошел по большому полукругу. Голос его превратился в шепот, ноги подкосились, он упал