Принцесса Шиповничек. Джейн Йолен

Наверняка разливает кофе. Режет пироги. Развлекает подружек Геммы. Что еще? – из-за недавней стычки с Хови слова Шаны прозвучали куда резче, чем ей хотелось.

      Мужчины встретились взглядом поверх голов жен. Хови опустил глаза первым.

      Бекка действительно резала пироги, выкладывала их на тарелки из парадного сервиза и не забывала положить рядом вилки. Ей надо было чем-то занять руки – голова была уже заполнена длиннейшим списком дел, которые надлежало сделать. Она без конца повторяла этот список наподобие заклинания, но руки, если были не у дел, продолжали дрожать. Бекка знала, что это нормально: она всегда так реагировала – готова была горы своротить, когда что-нибудь случалось, и немедленно разваливалась на части, когда напряжение спадало. Точно так же, как бабушка – что служило постоянным источником семейных шуток.

      В гостиной Буковские – муж и жена, – размахивая руками, громогласно обсуждали Гемму, и их жесты никак не вязались с темой разговора. Дети – две дочери Шаны, маленький сын Сильвии и близнецы Берковичей – играли в салки на лестнице. Бекка понимала, что нужно пойти и утихомирить их, потому что весь этот шум начинает раздражать мать, которая с опухшими от слез глазами сидит на банкетке возле пианино, окруженная непрестанно болтающими соседями. Но сдвинуться с места Бекка была не в силах – оставалось только резать пироги, чтобы унять дикую дрожь.

      Спустившись вниз, Сильвия и Шана по-матерински быстро, умело и не слишком справедливо разобрались с детьми, отправив их во двор и даже не озаботившись найти им куртки. Бекка улыбнулась. Обычно сестры, наоборот, слишком кутали детей – кофт и свитеров на тех всегда бывало в избытке. Она сочла это знаком того, что обе сильнее, чем готовы в этом признаться, расстроены смертью Геммы.

      – Мне бы не помешала помощь, – произнесла она в попытке примирения. Но сестры уже вышли из комнаты, и Бекка поняла, что надо оставить их в покое – пусть погорюют. Оставалось с удвоенной, полной невысказанного раздражения свирепостью резать персиковый пирог: раздражение, похоже, тоже было частью бесконечной печали этого дня.

      Она думала о Гемме. Как та с закрытыми глазами лежит на постели и повторяет: «Это я – принцесса Шиповничек».

      Спящая красавица. Что она имела в виду? Тонкие волосы Геммы выбились из заплетенных косиц и разметались по подушке. В них уже совсем не осталось былой рыжины. Кожа, подобно старому пергаменту, натянутому на кости, напоминала карту; глубокие борозды долгих лет показывали, как и где она жила. Но на самом деле никто из родных не знал, где прошло ее детство. Им было известно только, что она приехала в Америку накануне Второй мировой войны.

      – Папа, может, она действительно жила в замке где-нибудь в Европе? Ну, как Ротшильды.

      Отец, привлекательный лысеющий мужчина с решительным подбородком и усами, белыми скобками огибающими рот, улыбнулся и покачал головой:

      – Никаких замков, моя дорогая. Это просто одна из Гемминых сказок.

      – Но она говорила с такой убежденностью.

      – Ни