Рождение звука. Чак Паланик

держала в руках картонную папку для бумаг. Серьезные глаза, казалось, детально изучили весь кабинет.

      – А где ваша дочка?

      Мама погладила ее по головке.

      – Извини, Джина считает, что у каждого должна быть дочурка, чтобы ей было с кем поиграть.

      Всего в нескольких градусах за пределами ее поля зрения на экране Фостерова монитора бурлили неописуемые зверства. В адском пылании красок при выключенном звуке над детьми творили такое, что, стань он просто даже свидетелем, и тюрьма до старости обеспечена. Сделай мать еще шаг, и не видать ей спокойных снов до конца жизни: люди в масках стоят в очереди на секс с мертвым ребенком.

      Фостер стукнул по клавише, и кошмары сменились колонками серийных номеров.

      Он позвал девочку:

      – Джина!

      Та обернулась, недоуменно посмотрев на Фостера.

      – Хорошего тебе рабочего дня с мамой.

      Джина шагнула ближе и, наклонив головку набок, спросила:

      – А почему вы плачете?

      Он прикоснулся к щеке, обнаружив слезу, стер ее костяшками пальцев.

      – У меня аллергия.

      Мать беззвучно пошевелила губами: «Сегодня вторник». Положив руку на плечо ребенка, увела девочку.

      Точно. Сегодня вторник, день тако. Только зэки в тюрьме и матросы на подводной лодке больше радуются жратве, чем офисные работники. Настало время обеда, работа на этаже затихла. Фостер стукнул по клавише и провалился в ад.

      Самым страшным было то, что найти эти сайты оказалось проще простого. Одно фишинговое письмо без обратного адреса затянуло его в кроличью норку. А каждая норка вела в другие.

      Ну подумаешь, поймают его на этом! Да и плевать, если кто-то из айтишников обнаружит, что он забыл стереть пару файлов из истории посещения браузера. Он ничем не рискует – давно превратился в человека, у которого все самое страшное уже позади. А этот поиск дает ему смысл жизни.

      Робб как-то рассказал на занятии в группе, что медицинские лаборатории специально подыскивают животных для опытов – собак и кошек – из тех, что когда-то были домашними. Дикие звери и бродячие животные четко понимают: мир опасен. У них развит инстинкт выживания, они борются за жизнь. Зверушки, которых растили в любви и ласке, готовы сносить пытки и истязания. Они никогда не нанесут ответный удар, даже защищаясь. Напротив, милый домашний зверек будет терпеть опыты, да еще и стремится порадовать своего мучителя. А в лаборатории чем больше страданий животное способно вынести, тем полезнее оно окажется. И тем дольше проживет.

      То же и с детьми: девочки вроде его дочки, Люсинды, могут выжить, просто не оказывая сопротивления. А на свете не было ребенка, которого растили бы с такой любовью, как Люсинду. Если она, конечно, жива.

      По меньшей мере он мог увидеть, как дочь погибла. Над изображениями нависало, тускло отражаясь от экрана, его нездоровое лицо: распухшие полузакрытые веки обвисли, рот полуоткрыт.

      Фостер пытался не смотреть на детей, как стараешься не смотреть на дохлую кошку на улице.