Шестая колонна. Там, за гранью. Утраченное наследие. Роберт Хайнлайн

составляют завоеватели, и своими глазами убедиться, что школы закрыты, а газеты исчезли. Он с интересом отметил, что службы в церквях все еще отправляются, хотя все прочие собрания белых людей в сколько-нибудь значительном количестве строго запрещены.

      Но больше всего его потрясли мертвые, ничего не выражающие лица людей и молчаливые дети. Он решил, что с этих пор будет ночевать только в пристанищах бродяг, за пределами городов.

      В одном из пристанищ Томас встретил старого приятеля. Фрэнк Рузвельт Митсуи был таким же американцем, как Уилл Роджерс, то есть гораздо большим американцем, чем английский аристократ Джордж Вашингтон. Его дед привез жену, наполовину китаянку, наполовину маори, из Гонолулу в Лос-Анджелес, где завел питомник и растил там цветы, кустарники и желтокожих детишек, которые не говорили ни по-китайски, ни по-японски и ничуть об этом не горевали.

      Отец Фрэнка встретился с его матерью Телмой Вонг – белой, но с примесью китайской крови – в Интернациональном клубе Университета Южной Калифорнии. Он увез ее в Импириэл-Вэлли и купил ей уютное ранчо, взяв ипотеку. К тому времени, когда появился Фрэнк, ипотека была выплачена.

      Джефф Томас на протяжении трех сезонов нанимался к Фрэнку Митсуи убирать салат и дыни и знал его как хорошего хозяина. Он почти подружился со своим работодателем – уж очень ему нравилась орава смуглых ребятишек, которые для Фрэнка были важнее любого урожая. Тем не менее, увидев в пристанище плоское желтое лицо, Томас весь ощетинился и даже не сразу узнал старого приятеля.

      Оба чувствовали себя неловко. Хотя Томас прекрасно знал Фрэнка, он сначала не мог заставить себя довериться человеку восточного происхождения. Только глаза Фрэнка в конце концов его убедили: в них он прочел страдание еще более жестокое, чем в глазах белых людей, – страдание, которое не покинуло их и тогда, когда Фрэнк, улыбнувшись, пожал ему руку.

      – Вот не ожидал, Фрэнк, – брякнул Джефф, не подумав. – Оказывается, и ты здесь? Я думал, уж тебе-то поладить с новым режимом будет легко.

      Фрэнк Митсуи грустно посмотрел на него и, казалось, не знал, что ответить.

      – Что это ты несешь, Джефф? – вмешался кто-то из бродяг. – Не знаешь, что ли, что они делают с такими, как Фрэнк?

      – Нет, не знаю.

      – Так вот, слушай. Ты скрываешься. Если тебя сцапают – попадешь в трудовой лагерь. Фрэнк тоже скрывается. Но если сцапают его, ему крышка – без всяких разговоров. Пристрелят на месте.

      – Да? А что ты сделал, Фрэнк?

      Митсуи печально покачал головой.

      – Ничего он не сделал, – продолжал бродяга. – Американоазиаты ихней империи не нужны. Они таких ликвидируют.

      Все оказалось очень просто. Жившие на тихоокеанском побережье японцы, китайцы и им подобные не вписывались в схему, в которой было место только для господ и рабов. Особенно это относилось к полукровкам. Они угрожали стабильности системы. Следуя своей холодной логике, завоеватели вылавливали их и уничтожали.

      – Когда я добрался до дома, – рассказывал Фрэнк