Сезон Хамелеона. Михаил Юрьевич Лучко

полнокровно и отчаянно проживаю, но, в момент пробуждения, память моя безжалостно стирает всё увиденное и воспринятое, будто бы непоколебимо щёлкнув компьютерной мышкой по надписи «удалить»… И если бесчувственный, но нечеловечески умный кусок железа, даёт хотя бы шанс поменять решение, задавая вопрос: «Вы уверены, что действительно хотите удалить все файлы?», то, в данном случае, всё окончательно и бесповоротно, и твоё мнение никого не интересует – сон растворяется без следа…

      Вот и сейчас, в другой реальности, со мной происходило что-то крайне важное и судьбоносное – мой организм находился в какой-то пограничной ситуации, сердце бешено колотилось, и я беззвучно орал, чувствуя, что кислорода остается всего на несколько секунд…

      – Павлик, тихо, тихо, тихо… Успокойся, – мягкий шёпот звучал уже наяву, и моя чугунно-похмельная башка в жутком расфокусе зафиксировала перед глазами чей-то женский облик…

      – Танюш, ты? – кажется, угадал я…

      – Хороший вопрос… А что, есть какие-то варианты? – немного обидевшись, Таня, тем не менее, нежно поцеловала меня в губы.

      – Вариант один, – начал было я фразу, не понимая, как её закончить, но, убедившись, что нахожусь не в своей берлоге, а в Танькиной, сбивчиво продолжил, – вспомнить, как я у тебя оказался?…

      – Один вопрос приятнее другого, – поцелуй повторился, –нагрянули вчера в первом часу ночи с другом твоим. С Гришей, с которым у нас в школе выступали… Вы и маму разбудили – она вам потом ещё и ужин готовила.

      Таня жила с мамой и котом, который, в данный момент, пытался внаглую залезть к нам в кровать.

      – Ну-ка, брысь отсюда! Совсем уже обалдел! – шуганула хозяйка рыжего члена семьи и продолжила дарить мне женские ласки.

      – А Гриня где? – прежде, чем ответить своей подруге взаимностью, я должен был убедиться в том, что поблизости нет артиста Каштанова.

      – Как где? Дома у себя. Вызвал такси и уехал, – поцелуи бесстыдно и провокационно расползались по моей груди, – мама хотела ему постелить в другой комнате, но он был вынужден откланяться, ибо жена его в сложившейся ситуации стала бы сердиться и, поскольку, отводить утром ребёнка в школу именно Гришина миссия, то я не возражала против того, что ему в тот поздний час было бы недурственно отправиться в «родные пенаты.

      Слова хозяйки были, мягко говоря, не адекватны тому, что она вытворяла, но профессия школьного учителя русского языка и литературы иногда в Таньке побеждала.

      – Ну и славно, что он уехал, – я облегченно выдохнул, прервал долгим поцелуем рассказ об отъезде Каштаныча и, перевернувшись на постели, приступил к окутыванию с головы до ног своей изголодавшейся собеседницы вчерашним перегаром.

      Наши любовные утехи протекали всегда молча, хотя речь у Таньки была поставлена прекрасно, в силу рода деятельности, и поговорить с ней всегда было о чём. На все случаи жизни у неё обязательно имелись фразы из известных книг и цитаты из любимых кинофильмов. Но цепкая память и филологическая оснащённость