Сезон Хамелеона. Михаил Юрьевич Лучко

приходится моему главному герою, – поймал я себя на серьёзе и, в надежде на смену темы разговора, сделал ещё один гигантский глоток из банки.

      – Ну ладно, потом посмотрю, – строгая театроведка была каштановской фанаткой, а я, как актёр, интересовал её куда меньше, – подожди, а почему вдруг эта слабая пьеса? Вы же «Бег» репетировали! Я даже представляю, каким Гриша будет Чарнотой – так и не терпится написать! Скорей бы!

      – А о Хлудове тебе не хочется написать? – я, разумеется, был в курсе, что у них с Гриней едва не случился роман, но ревности, слава богу, по этому поводу не ощущал. Тем более, то обстоятельство, что у моего друга имелись в наличии жена с дочкой, и он однолюб, не оставляли Соньке никаких шансов на близость с любимым актёром.

      – Безусловно напишу, Павлуша! О чём ты говоришь! Вы уж только не тяните с выпуском!

      Однажды Соня после какого-то спектакля пришла к Грине в гримёрку с цветами. В это самое время у нас начиналось застолье (довольно частое явление, поэтому повода не помню), Каштан тут же предложил ей присоединиться к нашей компании и познакомил со своим только что разведённым другом, коим оказался я. Назвать это мероприятие пьянством не повернулся бы ни один язык, ибо весь остаток вечера не смолкали шутки, стихи и песни, и, в определённый момент, я исполнил Азнавура. Дело было в шляпе… Вот и теперь джин-тоник являлся не самоцелью, а лишь дополнением к неподражаемому голосу Далиды из магнитофона. Но хрупкий, божественный миг счастья, будто бы в наказание, испарился, едва мы непростительно завели разговор о театре, и необходимо было колдовать снова.

      – А я, Сонечка, пришёл не только не с пустыми руками, но и с пополненным запасом французского языка, – гордо произнёс я, услышав первые аккорды Paroles, paroles…, и влил в себя остатки банки.

      – Да ты что! Я вся внимание, – Соня только сейчас вспомнила о своей наготе и подняла с пола футболку.

      – Ты зря одеваешься, – я в один прыжок оказался рядом с ней, быстро поцеловал в губы и, промычав музыкальную фразу, продолжил уже словами Алена Делона из знаменитой песни, – je n’sais pius comment te dire, mais tu es cette belle histoire d’amour, que je ne cesserai jamais de lire (не знаю, как рассказать тебе, что ты – тот самый роман о любви, который я никогда не устану читать).

      – Des mots facile des mots fragile c’etait trop beau (хрупкие воздушные слова, очень красивые), – синхронно с оригиналом пропела хозяйка, уверенно перевоплощаясь в Далиду, и мы затанцевали в сторону вздыбленной кровати.

      – Tu es comme le vent qui fait chanter les violons et emporte au loin le parfum des roses (ты ветер, поющий в струнах, ветер, овевающий ароматом роз!), – новый образ, не без помощи Делона, открывал во мне невиданные доселе возможности.

      – Caramels, bonbons et chocolats, mersi, pas pour moi mais tu peux bien les offrir a une autre (вся эта приторность, конфеты-шоколадки – мне этого не надо, отдай это кому-нибудь), – падая в джунгли всклокоченных одеял и простыней, Соня не прекращала петь, готовая для меня абсолютно на всё…

      8

      Если из буфета раздавался оглушительный