Суглоб. Александр Строганов

обгладывает бледную куриную шею. Никаких внешних признаков задумчивости, я уже не говорю о вдохновении. Даже цвет самого Андрея Сергеевича совпадает с цветом обгладываемого им фрагмента, Так что можно подумать, уж вы простите мне это сравнение, что Андрей Сергеевич обгладывает какую-нибудь деталь самое себя.

      Можно ли эту сцену сопоставить с торжественным, я бы сказал, витражным строем его размышлений?

      А размышления его именно что витражно – торжественны.

      Я бы к этим его размышлениям даже инвенцию Баха присовокупил…

      Иоганна Себастьяна…

      Когда бы это не попахивало безвкусицей по причине перебора…

      А здесь, пожалуй, что перебор…

      Но, дело не в этом.

      В конце концов, дело не в этом.

      В конце концов.

      В чем же дело?

      А вот в чем.

      Потрудитесь ответить, можно ли этакую филигранную фигуру ума, содеянную едоком куриной выи (а фигура ума, содеянная едоком куриной выи, можете мне поверить, филигранна) сопоставить с простецкой фигурой самого едока куриной выи?

      Нет.

      Ответ кажется очевидным.

      Но здесь-то как раз кроется ошибка.

      Что такое?

      А вот что.

      Кажется, прикажи ему теперь с чувством, сигани в окошко! он, молча, сиганет. И непременно останется живым. Все равно, какой этаж. Он только сморщится, потрет ушибленный локоть, возможно, скорее всего, пустит шепотом бранное слово и вся недолга. Хотя, согласитесь, это очень неприятная процедура, если не сказать больше.

* * *

      Беспричинные люди и бранные слова знают, и всякое такое, о чем говорят в подпитии в однополых компаниях, знают не хуже нас с вами. Только все такое в них не особенно-то приживается. А, может статься, напротив, звучит в них таким fortissimo, что стоит им немного ослабить контроль, немедленно вырывается из заточения, и на воздухе превращается в конфуз.

      Самым лакомым и покойным состоянием для беспричинного человека является созидание. Что и как созидает он – не важно. Он может сочинять стихи, чистить чеснок или вылавливать блох у обожаемого питомца. И то, и другое, и третье для него творчество и наслаждение, и любовь. Примитесь запросто говорить с ним в минуту созидания, в ответ, скорее всего, вы получите невнятное мычание или, хуже того, какую-нибудь нелепицу.

      С кем же он делит, в таком случае, свои открытия и мечты?

      С вами?

      Со мной?

      Сомневаюсь.

      Так что еще неизвестно, кто для кого беспричинный человек. Он для нас или мы для него.

* * *

      Что нужно человеку, если он захочет почувствовать дыхание счастья? Не погрузиться в счастье надолго как (если не верить в Бога) погружаются в назначенный срок добрые люди в ванны с формалином, а коротко, на минуту – две, не больше? Как погружаемся мы в смех, когда встречаемся с удачной шуткой. Или в чих, когда кто-нибудь по осторожности просыпал перец.

      Вы сомневаетесь, что дыхание счастья можно вызвать?

      Вы убеждены, что по желанию сладостный озноб и вдохновение не наступает?

      Заблуждение.

      И