Россыпь. Геннадий Конюков

поделал бы, а при лампе, ничего не видать. У меня и стекла-то лампового нету… Это, как его… Я вот чего хотел тебя спросить, у тебя нет лишнего стекла?

      «Если ты стекло занять пришёл, то издалека заехал», – подумал Прокопий.

      – Одно, последнее, – указал он на кухонный стол, где стояла подготовленная им заранее на вечер керосиновая лампа – заправленная, с подрезанным фитилём, протёртым стеклом.

      Начинало смеркаться, уже плохо было видно даже в очках, и Прокопий, положив деревянную насадочную иглу на диван, пошёл к печке, где на плите закипал чайник.

      – Чай пить будем. Садись сюда. – Он поставил на стол вазочку с вареньем, хлеб, масло.

      Уханов пил чай чинно и очень культурно, осторожно тянулся к вазочке с вареньем, точно боялся, что его шлёпнут по руке.

      – Вроде свет дали, счётчик скрипит, – прислушиваясь, сказал Прокопий. – Включи-ка, выключатель у тебя над головой.

      Сидя на стуле спиной к простенку, Уханов глянул через одно плечо, потом через другое, краем глаза заметил проводку – надо было встать и повернуться, чтобы дотянуться до выключателя. Он встал и, неуклюже повернувшись, локтём зацепил лампу, стоявшую на краю стола. Она упала на пол, тренькнуло стекло.

      Прокопий, наливая в то время по третьей чашке чая, повернулся.

      – В рот компот! – На скулах у него играли желваки.

      – Я – невзначай…

      – «Невзначай»! Последнюю дудку, коряга, разбил!

      Кряхтя, Уханов полез под стол за лампой.

      Будто в насмешку появившийся было свет в лампочке начал меркнуть, отчётливо стало видно красную спираль, и – разом настали сумрак.

      – Ещё не лучше! – Прокопий поставил чашки на стол, вынул остатки стекла из горелки, снял верхнюю часть её и чиркнул спичкой.

      Убогий коптящий огонёк осветил стол. Прокопий убрал немного фитиль.

      – Не ладится что-то у них со светом…

      Уханов заверил, что как только Щипахин поедет в город, он закажет с ним стекло. У него самого нет стекла.

      – Он, Пищахин…

      – Щипахин! – поправил его Прокопий.

      – Щипахин… Я всё время путаю его… Он, говорят, на днях собирался в город…Пищахин-то…Закажу с ним и сразу принесу. Своё бы отдал, да у меня нету.

      – Ладно, будет – принесёшь. Вот только подкузьмил ты мне, как если свет не наладят.

      – Не догадался старухе заказать. Хоть бы скорее приехала, – пожаловался Уханов. – Хозяйство, огород – всё в одни руки. Картошку вот надо начинать копать…

      – А парень-то у тебя на что! – возразил ему Прокопий.

      – Колька-то? Он опять с тем коммерсантом уехал в город.

      – Невесту, поди, искать?

      – Не знаю… Может подработать – тому какой-то груз надо перевозить. Говорел, заплотит…

      Своих детей у Уханова не было. Был приёмный сын Колька – парень лет двадцати. Не парень, а, можно сказать, «сокровище». Может, в кого из своих неведомых родителей удался. В школе Колька учился плохо и после шестого класса окончил курс наук. Рано стал проявлять нездоровый интерес к девочкам, не