Конкурс. Руслан Ушаков

зовут Ганнибал.

      Он молчит. Я молчу. Мне кажется, что все молчат. Но на самом деле в гримерке стоит гвалт. Мы все в шаге от личной катастрофы каждого.

      Секунда после лобового столкновения с несущимся на встречу рамным джипом. Та секунда, когда всё о чем вы думаете – это то, что секунду назад еще можно было все исправить.

      Он прерывает тишину, продолжив чавканье. Мышцы на его шее напрягаются.

      Голос в коридоре продолжает брать самые высокие ноты.

      Ева говорит:

      – Хотела бы я такие голосовые связки как у неё.

      И он отходит. Словно потерял ко мне интерес.

      Все тело покалывает маленькими звездочками. Каждую мышцу. Словно все тело затекло и вот сейчас кровь начинает возвращаться.

      –

      Знаешь зачем он нужен здесь?

      Обожаю это… Когда кто-то начинает говорить обо мне в третьем лице.

      – Парень из народа тоже должен попробовать?

      – Охват аудитории это называется… И самое страшное, что он нужен КОНКУРСУ.

      Я и не думал что окажусь замеченным в шоу полном сверкающих, как бриллианты артистов. Я просто гнилая картофелина, случайно вымытая октябрьскими дождями из грунта, по сравнению с ними.

      У меня нет шоу, у меня нет хита. У меня нет шансов.

      «Мы болтаем». Я молчу и пытаюсь незаметно разглядывать содержимое моего свертка.

      –

      Им нужен кто-то, кто будет олицетворять их идею о том, что каждый неудачник может не учась даже в музыкальной школе вот так просто взять и прийти на КОНКУРС.

      Я вытащил его. Блокнот, похожий на дневниковые записи.

      Ганнибал, ухмыляясь, помогает Еве отодвинуть стул.

      –

      Одно хорошо: такие как он бегут столкнувшись с первыми трудностями. Есть только один талант – это терпение. И его у него нет.

      Я хочу сбежать отсюда. В дневнике написано. Большими буквами. На первой странице. «До начала второго раунда ты можешь сбежать».

      И там приписано в скобочках. «Правилами Конкурса это не запрещено. Просто об этом не говорят».

      Он поворачивает голову ко мне. Голову, но не глаза.

      –

      Ты ведь сбежишь?

      Но это не всё. Вокруг – запах пудры. Пряный и терпкий. Я пытаюсь скрыть движение своих глаз, скользящих по рукописным строчкам в блокноте.

      Ганнибал вещает:

      –

      Ты мерзкое ничтожество. Все твои очки – только потому что ты – жалкий. Окситоциновый гений. Притворяться бедняжечкой, притворятся среднестатистическим для того, чтобы за тебя голосовали все низы.

      То самое чувство, когда ты должен был просчитать их, но они просчитали тебя. Всё, что я успел понять из дневника… Что в нем описано… как уничтожить «Конкурс».

      Нам тесно тут. И, если вы ещё не поняли: скоро мы будем драться насмерть, чтобы остаться в полном одиночестве.

      Сжимая в руках пропотевшую книжицу, я могу спасти их всех. Сделать так, чтобы они выжили. Мог бы. Если бы я не был трусом, который сбежит через черный ход в ближайшие пол часа.

      Они говорят. Так, чтобы я слышал:

      – Надеюсь что он вылетит. Вылетит очень скоро.

      – Никто