Дела семейные. Рохинтон Мистри

избавить ее от лишних хлопот.

      Все было решено. Натужные шутки и преувеличенное внимание к мелочам помогали сохранять приличия, пока шли приготовления к переезду. Со шкафа был снят чемодан и аккуратно протерт от пыли. Куми подносила к кровати охапки белья и одежды и раскладывала на его одобрение.

      Нариман, не глядя, говорил «да». «Она так оживилась, – думал он, – будто идут сборы на отдых».

      Джал осведомился, собирается ли он взять с собой книги и какие именно. Он ответил, что не знает.

      – Хорошо, скажешь нам потом, мы же всегда можем подвезти все, что тебе нужно.

      Джал упаковал в пластиковый пакет безопасную бритву Наримана, пасту для бритья и кисточку. Вручил пакет Куми, чтобы она уложила его в чемодан.

      Куми уложила пакет под рубашки.

      – Тебе бороду надо отпустить, папа, и не возиться с бритьем. Ты у нас философ, тебе нужно бороду носить.

      – Верно, – согласился Джал, – сократовскую бороду.

      Нариман улыбнулся. Как оба стараются.

      – Ничего не забыли?

      Нариман покачал головой. Была бы фотография Люси, попросил бы положить в чемодан. Но Ясмин сожгла все фотографии, все до единой. На раскаленных углях в той самой серебряной кадильнице, которую разжигала для вечерней молитвы.

      Может быть, оно и к лучшему. Пришлось полагаться только на память. Образ Люси невозможно сжечь.

* * *

      На другое утро Куми дала ему дополнительную таблетку обезболивающего на дорогу. Она без конца проверяла, все ли собрано, не забыла ли чего.

      – Джал, ты положил стакан, в котором папа держит протезы?

      – Да неважно, – вмешался Нариман, – найдется у Роксаны стакан для моих тридцати двух.

      – Если даже и забыли что-то, так мы отдельно привезем. – Джал испытывал неловкость от возбуждения сестры и старался унять ее.

      – Лучше все проверить, а то Роксана еще скажет, что я плохо смотрю за тобой.

      Куми побежала в ванную. Ненавистный стакан стоял на полочке. Она стряхнула с него капли воды и завернула стакан в оберточную бумагу.

      – Ну вот, папа, теперь, кажется, все.

      – «Скорая» подъехала, – возгласил Джал от окна.

      «Бедные дети, – думал Нариман, – им трудно скрыть нетерпение». И он их не винил. Вина лежала на тех, кто тридцать шесть лет назад устраивал брак, на своевольных организаторах трагедии. Он так и слышал голоса родителей после бракосочетания:

      «Теперь твоя жизнь налажена, и мы можем умереть спокойно».

      Что они и сделали годом позже. Прожили достаточно долго, чтобы выполнить свой долг, но не дожить до результатов содеянного ими.

      Двое мужчин в мешковатых белых халатах и шлепающих кожаных сандалиях внесли носилки. Водитель дал Джалу на подпись квитанцию с графой «время прибытия» и уточнил адрес.

      Санитары сдвинули Наримана на край кровати, подставили носилки. Они умело перекатили его на носилки, подоткнули простыню и посоветовали держать глаза закрытыми. Понесли носилки из спальни, осторожно пройдя дверь. Куми и Джал шли позади.

      В