Секс в СССР, или Веселая жизнь. Юрий Поляков

с генсеком ему голову отвинтят! – усмехнулся Эд.

      – Ты-то откуда знаешь?

      – У Бобы взял почитать.

      – А ты?

      – Папа дал, – сознался Крыков.

      – И что Папа говорит про это?

      – Говорит, Коврига к Нобелевке примеряется.

      – Нобелевку только эмигрантам дают, – со знанием дела объявил Фагин.

      – А Шолохов?

      – Для отвода глаз. Ладно, мне бежать надо. – Эдик обернулся к Бобе. – Ну, так и сколько заказывать?

      – Пятьдесят в ледерине и сто в мягкой обложке с прошивкой.

      – Не отобьем. Будет как с лифчиками.

      – С руками оторвут, вот увидишь!

      – Ладно, уговорил, но неликвид на тебя повешу! – строго предупредил Эд и посмотрел на меня с просительной улыбкой: – Жор, не забудь, ладно? Справку надо срочно сдавать. За мной не заржавеет.

      – Помню.

      – По-бе-жал! – Послав нам двойной воздушный поцелуй, он ушел.

      У Фагина была странная походка: словно бы он вдруг ощутил в заднице зуд, но решил справиться с ним без рук, при помощи лишь хаотичного движения ягодиц. Сынок крупного паркетного генерала, Эдик окончил хороший вуз, но по специальности не работал, а встал на учет в профком литераторов, хитрую организацию для тех, кто зарабатывал на жизнь сочинительством, но в Союз писателей вступить не смог по разным причинам: от клинической бездарности до неладов с советской властью. Главная выгода члена профкома заключалась в том, что он имел полное право не ходить на службу, при этом его не считали тунеядцем, ему капал трудовой стаж и даже оплачивались бюллетени. Но раз в год следовало сдавать гонорарную справку, подтверждавшую, что ты живешь литературой, зарабатывая не менее 72 рублей в месяц. Минимальная тогдашняя зарплата. За эти деньги в ту пору можно было купить: отечественный мужской костюм, или 15 бутылок водки, или 560 батонов белого хлеба, или полторы тысячи раз проехать в метро, или выпить 3400 стаканов газировки с сиропом… Будь Иосиф Бродский членом профкома, суд бы его оправдал. Да что я говорю! Милиция вообще к нему близко не подошла бы! Но тогда ему Нобелевской премии точно не дали бы…

      Фагин не владел ни одним литературным жанром, он вообще с трудом излагал мысли на бумаге. Но без очередной справки о заработках Эдика сразу погнали бы из профкома, поэтому я и разрешил некоторые наши заметки подписывать его фамилией, на него же выписывались гонорары, которые он, получив в кассе, отдавал подлинным авторам. Более того, провернув очередное дельце, Фагин накрывал в редакции стол. Кормился он мелкой спекуляцией, в том числе валютной, но в основном перепродавал антиквариат и дефицитное тряпье, на чем они и сошлись с Крыковым. Недавно Эд взял на складе у знакомого барыги с большой переплатой партию лифчиков, застегивавшихся не сзади, как обычно, а спереди. В таком перед изумленным отечественным кинозрителем предстала красотка Анжелика, маркиза ангелов и ветреная жена графа де Пейрака. На какое-то время бюстгальтеры-«анжелики» оживили унылый мир советского нижнего белья, скромный до убогости. Но то ли Фагин заломил слишком высокую цену, то ли наши консервативные дамы предпочли