Секс в СССР, или Веселая жизнь. Юрий Поляков

и постели было прочно занято Эдуардом. И Зоя голосом Агаты наотрез отказала ему:

                                     Поздно, друг мой, поздно,

                                     Опустели гнезда,

                                     Облетели ветлы,

                                     Подло, друг мой, подло…

      Потрясенная талантом матери, запела вдруг и Линда, стеснительная отроковица, страдающая из-за своего слишком длинного паяльника. Но у Эдуарда нашелся друг-кудесник, пластический хирург из Института красоты, откуда девушка вышла с новым, подходящим носом. На заключительных титрах фильма Зоя и Линда (Чебатару и Сенчина) поют дуэтом:

                             Услышать музыку судьбы-ы-ы-ы,

                             Увидеть то, что впереди-и-и-и,

                             Это и есть сча-а-астье-е-е-е-е…

      Куплет подхватили, и Лета проснулась знаменитой.

      Удивительное дело, я дозвонился до нее с первого раза. Она сама сняла трубку, долго не могла понять, что от нее хотят, наконец сообразила:

      – Ах, взносы… ведомости… Приходите – покажу.

      – Когда?

      – Послезавтра… Я играю в «Королеве»… Видели?

      – Нет.

      – Контрамарку возьмете у администратора. Как ваша фамилия?

      – Полуяков.

      – Смешная. В антракте встретимся в «малрепе».

      – Где?

      – В малом репетиционном зале.

      Спектакль оказался дурацкий, про любовные интриги испанского двора. В антракте через неприметную боковую дверь, указанную билетершей, я попал за кулисы. По коридору, гремя шпагами, метались усачи в камзолах и проплывали дамы в кринолинах. Пробежал лохматый пузан, он кричал: «Старая маразматичка!» – и на ходу капал в рюмку валокордин, как я понял, для королевы-матери, забывшей в первом явлении текст.

      – Простите, где малый репетиционный зал? – спросил я епископа в тиаре, читавшего «Советский спорт».

      – До конца, вниз, направо, – ответил он раскатистым актерским басом.

      Я, конечно, заблудился и забрел к служебному входу. Там рядом с турникетом на специальной доске висел приказ: актеру Сивцеву Д. Д. за явку на репетицию в нетрезвом виде объявляется строгий выговор с предупреждением. Вахтер сурово спросил, что я ищу, и отправил меня в обратную сторону. «Малреп» оказался большой комнатой с зеркальной стеной и длинным столом посредине. Не успел я оглядеться, как вошла, шурша пышными юбками, Гаврилова. На ней был рыжий парик, щеки нарумянены, глаза подведены в пол-лица, а грудь вздыблена корсетом.

      – Давно ждете? – спросила она низким голосом.

      – Нет… – ответил я, испытывая странное стеснение в сердце.

      Рукой, полной фальшивых перстней и браслетов, она подала мне ведомости. Я сел, начал листать и понял: тут надолго.

      – Знаете, Виолетта…

      – Просто – Лета.

      – Вы торопитесь?

      – Нет, я уже