Секс в СССР, или Веселая жизнь. Юрий Поляков

узнала Гаврилову. Сердце мое набухло глупой гордостью.

      – Лета, никак не пойму, – я постарался увести разговор от жениха, вставшего в ряды «аликов», – как тебе такой длинный нос сделали?

      – Нос? А-а-а, ты про Линду! Знаешь, сколько мне его гример лепил? Перед каждой съемкой три часа пыхтел. Я к семи утра приезжала. Потом раз говорю: «А давайте я в гриме домой пойду, чтобы заново не делать. Бабки у подъезда чуть челюсти не проглотили, когда меня увидели! Короче, Жор, специально спать на спину легла, вся подушками обложилась, чтобы не ворочаться ночью, просыпаюсь, а нос на полу валяется. Прикинь?

      Мы просидели до закрытия ресторана. Пока Лета пудрила в дамской комнате свой настоящий носик, я позвонил домой из фойе и объяснил Нине: сломалась ротационная машина, поэтому тираж задерживается, и я вместе с ним. Врать было легко и приятно: мы по понедельникам действительно печатали «Стопис», и старый ротатор, вывезенный по репарации в 1946 году из Германии, ломался не в первый раз. Одно пришлось утаить: сегодня газету в свет подписывал Макетсон.

      – А что там за крики? – заподозрила жена.

      – Печатники на мастера орут.

      – А-а… Приезжай поскорее и не пей. Я в желтом пеньюаре.

      На самом деле у гардероба разыгралась литературная драма: песенник Продольный спросил у заведующего отделом поэзии «Огонька» Андрюшкина, когда, наконец, тот напечатает его гениальные стихи. «Никогда!» – был ответ, после чего оскорбленный Продольный зубами вырвал клок из вражьего замшевого пиджака.

      – Круто тут у вас! – удивилась Лета, появившись из дамской комнаты.

      – Идейно-эстетическая борьба!

      Я поймал такси и, не торгуясь с водителем, повез актрису домой, в Фили. На резком повороте центростремительная сила бросила нас друг к другу. Нет, Лета не оттолкнула меня, а ласково вывернувшись из моих объятий, прошептала:

      – Торопишься, Гоша!

      Прощались у подъезда под бдительным оком таксиста, боявшегося, что мы смоемся, не заплатив. Гаврилова жила в обычной хрущевской «панельке», мне же казалось, звезда должна обитать по меньшей мере в доме из бежевого кирпича, а еще лучше – в старом особняке с кариатидами.

      – Неужели ничего нельзя сделать с ведомостями? – спросила она.

      – Я подумаю и позвоню.

      – Спасибо. Жор, я бы тебя пригласила…

      – Мама? – сочувственно улыбнулся я.

      – Родители за бугром. Бабушка.

      – Жаль.

      – Не торопись! Все будет, даже больше, чем ты хочешь. Потом… Слушай, Жор, дай мне твой телефон, на всякий случай…

      Я нацарапал рабочий номер на пачке «Стюардессы».

      – Домашний? – спросила она.

      – Служебный.

      – А дома у тебя разве нет телефона?

      – Есть.

      – Пиши! Не бойся, по пустякам звонить не буду.

      – Я и не боюсь, но лучше на работу звонить.

      – Ты еще скажи, что не женат.

      – Одинок, – почти не соврал я.

      – И я очень одинока, – шепнула Лета. – Ты мне поможешь? Я же в этих чертовых