Бельведер. Дмитрий Дмитриевич Пирьян

стыдливость. Если, конечно, можно так назвать тот тихий ужас, который он в себе ощутил.

      На исключительно дорогой штучной праздничной открытке (стоимостью в полтора рубля!) в легко узнаваемой по особому обрамлению «зеркала» сцене Императорского театра (что на Каменном острове) кричало в свет и очаровывало поклонников белоснежной улыбкой и всем своим розового колера голым сценическим костюмом живописное изображение знаменитой на весь Петербург актрисы.

      Под изображением:

      «Этуаль Санкт-Петербурга!

      Мадемуазель Софи Усиевич!»

      Ригель даже не стал глядеть на оборотную сторону открытки. Смог бы прочесть по памяти, как там было подписано.

      «Милому Зинуле от Софи».

      – Тьфу ты!.. В её тётушку! В дядюшку!.. И туда же. – А в мыслях обречённо промелькнулось: «Капец».

      – Это что?!

      – Что значит – что?! – в ответ ушёл в защиту, возмущённо вскинул брови Зиновий Петрович и как-то натужно засучил по полу ногами, как будто впряжённый в гужевую повозку жеребец вскинулся в галоп, но оглобли одёрнулись: – Ну и что?! Это же пустяки.

      – Пустяки?!

      – Ну да, пустяки. Признаюсь, как-то имелось… Ой, не упомню и когда, приглашение в Императорский… на премьеру. А что?.. Чай, не в последних чинушах сижу в присутствии. Ну вот, встретились, признали в театральных потёмках друг дружку, порадовались свиданию. Сколь времени уже не виделись-то?.. Мы же все из одного уезда. Из одной деревни. Из одного детства, в конце концов. Сама ведь знаешь, как мы крепко повязаны.

      Аглая угрожающе молчала и метала молнии в Ригеля с нескрываемым презрением.

      – А что и почто?.. Не за что и зачем? – запутался в словах Зиновий и как-то само собой каламбурил. Однако совладал с эмоцией и попытался оправдаться:

      – В предместье театра, на дачах у Клейнмихелей, в тот вечер гостили лейб-гвардейцы.

      – Ну и что?

      – Мы с Сысоевым хорошечно[18] выпили водки. Он захмелел, увидел на сцене Софию, оказался от неё в нескрываемом восторге, увлёкся. А дальше – больше; внезапные и серьёзные намеренья, всякое и амурное. Обычная офицерская дурь, дескать, никому из господ не дозволю ей под одежды таращиться! Не сметь!.. Даже издали в монокли.

      – Было бы на что, – хмыкнула Аглая.

      – Смеху вокруг!.. А тот Сысоев разошёлся, буйствует, уже и ревнует, – продолжал Ригель. – София такое дело знает и сама – в азарт. Вся загорелась, флиртует: тю-тю-тю… тю-тю-тю… И вроде как бы да, а вроде и нет. В общем, ответила шуткой. А при антракте решились мы с ней подстегнуть этого ревнивца. Она возьми и демонстративно – перед всеми, черкни мне нежные слова в открытку. Ух, этот измайловский отелло меня чуть не убил!.. Черенком от лопаты.

      – Лопату где взял в приличном обществе?!

      – Где-где?.. Так и знамо, где. В театральном палисаднике отобрал у Патрика.

      – ?!

      – ?..

      – Кто такой Патрик?!

      – Так и понятно, кто. Это же ваш каптенармус. А дворником он у Клейнмихелей.

      – Наш

18

Хорошо, добротно, прилично (словац.).