Бельведер. Дмитрий Дмитриевич Пирьян

сухие вина под тарталетки с паштетами и сырами, прочим и всяким набитыми канапе, а также фрукты и садовые ягоды.

      В берестяных вёдрах доставили помидоры, предусмотрительно закупленные распорядителем довольствия Максимом Ильичом. Вёдра расставили у кресел, но так, чтоб августейшие особы и разные именитые придворные гости не споткнулись и могли спокойно и беспрепятственно пройти и занять приготовленные для них места. Сами же кресла расположили под массивным портиком парадного фасада у подножия кариатид, у самого выхода из дворца на верхней площадке. Таким образом, Александр Николаевич и члены его семьи могли наслаждаться театральным действием, взирая на сцену хоть издали, но сверху вниз, а панорамная природа Лугового парка и отблески вечернего заката придавали бы сценическому действию наполненный жизненной силой, но сказочный вид. К тому же… и швырять перезрелыми помидорами по актёрам во время спектакля сверху вниз намного ловчее, чем наоборот.

      Досадно несколько загораживала сцену скульптурная композиция скифа, барса и собаки, некогда подаренная Николаю Первому (отцу Александра) прусским королём в знак преданности и дружбы. Но загораживала только лишь отчасти, да и то самую малость. Это неудобство император согласился стерпеть и утвердил заранее поданный ему проект расположения летнего театра – на сей замечательный вечер и утвердил. А в следующий день конструкцию намеривались попросту разобрать и подетально припрятать. Подразумевалось, что до следующего премьерного раза.

      – Чего-то помост у сцены знакомый, – приглядывали со стороны дворцовые старожилы, меж собой судачили: – Заметная деталь.

      – Так оно же, дело плотницкое, понятно —ещё с того времени от папеньки и осталось. Вот нынче и сгодилось, привлеклось до высокого искусства.

      – С какого времени?

      – Всё с того… Аккурат на этот помост Пестеля и прочих смутьянов под петлю и выводили.

      – Кого выводили?

      – Декабристов, кого…

      А вокруг кипело, но обыденностью.

      – Как вообще такое возможно? – сетовала ея величество принцесса Евгения Ольденбургская, наблюдая со стороны, как император, сопровождая Екатерину Долгорукову княгиню Юрьевскую и маленького Гогу – то бишь Георгия Александровича Юрьевского, внебрачного сына Екатерины и Александра, расселись к спектаклю в приготовленных креслах. – Ну, разве же он крымский татарин какой?.. В Зимний дворец привёл одну семью, там же и другую. А нынче и в Бельведере объявились. Екатерина-то опять на сносях и вот-вот разродится. Что скажут на это, к примеру, в Риге протестанты? За Петербург уже и промолчу – отговорились, языки в мозолях.

      – А ничего не скажут, – рассудила статс-дама Марфа Богомолова. – Санкт-Петербург такое дело давно уже проглотил. Так и что же Рига?.. И тем паче не подавится.

      На сцене и вокруг дворца приготовления к спектаклю срочно завершились. Оркестранты вскинули трубы, наладились прочие духовые и щипковые инструменты. Пауза… Мягко взялась виолончель…