Галки. Кен Фоллетт

с зеркальным шкафчиком над ним. Флик открыла дверцу шкафчика. Внутри находились бритва, чашка и помазок. Жильберта не такая уж невинная – какой-то мужчина оставался у нее на ночь достаточно часто, чтобы оставлять здесь свои бритвенные принадлежности.

      Флик присмотрелась к ним повнимательнее. Бритва и помазок составляли единый комплект – с полированными костяными рукоятками. Она подарила этот комплект Мишелю на его тридцать второй день рождения.

      Так вот оно что!

      Флик была настолько шокирована, что на какой-то момент не могла сдвинуться с места.

      Она подозревала, что он интересуется кем-то еще, но не представляла, что дело зашло так далеко. Тем не менее доказательство находилось у нее прямо перед глазами.

      Она почувствовала боль. Как он мог ласкать другую женщину, когда она в Лондоне лежала одна в постели? Она повернулась и посмотрела на постель. Они занимались этим прямо здесь, в этой комнате. Это просто невыносимо.

      Затем она пришла в бешенство. Она хранила ему верность, она страдала от одиночества – а он нет. Она чувствовала себя обманутой. От ярости она готова была взорваться.

      Ворвавшись в соседнюю комнату, она остановилась перед Мишелем.

      – Ты мерзавец! – сказала она по-английски. – Ты вшивый отвратительный мерзавец.

      – Не надо сердить на меня, – ответил он ей на том же языке.

      Он знал, что ей нравится его ломаный английский, но на сей раз это не сработало. Она переключилась на французский:

      – Как ты мог меня предать с девятнадцатилетней дурехой?

      – Это ничего не значит, просто она хорошенькая.

      – Ты думаешь, от этого легче? – Флик знала, что в те дни, когда она была студенткой, а Мишель преподавателем, она привлекла его внимание тем, что спорила с ним на занятиях – французские студенты относились к своим преподавателям гораздо почтительнее, чем английские, а Флик вообще не слишком уважала авторитеты. Если бы Мишеля соблазнила похожая на нее женщина – например, Женевьева, которая ему не уступала, – ей было бы легче. Но он выбрал Жильберту – девушку, которую больше всего интересовал лак для ногтей.

      – Я был одинок, – жалобно произнес Мишель.

      – Избавь меня от этой душещипательной истории. Дело не в одиночестве – ты просто оказался слабым, бесчестным и ненадежным.

      – Флик, дорогая, давай не будем ссориться. Только что убили половину наших друзей. Ты возвращаешься в Англию. Мы оба скоро можем умереть. Не покидай меня такой рассерженной.

      – Как же я могу не сердиться? Ведь я оставляю тебя в объятиях этой проститутки!

      – Она не проститутка…

      – Давай не будем вдаваться в подробности. Я твоя жена, а ты делишь с ней постель.

      Пошевелившись в кресле, Мишель сморщился от боли.

      – Я признаю свою вину, – сказал он, пристально глядя на Флик своими голубыми глазами. – Я мерзавец. Но я тебя люблю и просто прошу простить меня на этот раз, потому что я могу снова тебя не увидеть.

      Этому было трудно противостоять. Сопоставив пять лет замужества и интрижку с молодой