Табу на нежные чувства. Марина Серова

не могу.

      – Но иногда я туда завтрак кладу или книгу какую-нибудь.

      – Какую еще книгу?

      – Которая потяжелее, чтоб портфель не казался пустым.

      – Зачем вам вообще портфель? – Я остановилась и посмотрела на растерянного журналиста.

      – Для статуса, – поразил он меня своим ответом. – Некоторые вообще с тростью ходят, чтобы придать своему имиджу некую гламурность, серьезность.

      – А вы вместо трости пустой портфель таскаете.

      – Я пробовал с тростью, но она мне мешает делать записи. – Крапивин поморщился. – Я ведь журналист. Люди хотят видеть меня таким – деловым, убедительным.

      Я решила не продолжать этот бессмысленный разговор, но, когда мы снова оказались в машине, я не удержалась и полюбопытствовала:

      – Эдуард Петрович, если вы человек пишущий, у вас ведь должны быть документы, записи, интервью. Если не в портфеле, то где вы все их храните? У вас карманный компьютер?

      – Да, – почти шепотом ответил журналист и как-то странно улыбнулся, как будто решил заигрывать со мной.

      Что означала эта игривая улыбка, я поняла через пару секунд, когда Эдуард Петрович расстегнул «молнию» и продемонстрировал мне внутренний карман своей куртки.

      – Он тут, в надежном месте.

      «Надежное место» представляло собой обычный карман, заштопанный разноцветными нитками. Неаккуратные стежки скрывали содержимое внутреннего кармана.

      – Что это? – не сдержала я удивления. – Вы что, зашиваете карман каждый раз, когда убираете в него компьютер?

      – Да, – почти с гордостью ответил Крапивин.

      – Но это же неудобно, – резонно отметила я.

      – Зато безопасно. – Эдуард Петрович застегнул куртку, скрывая от посторонних глаз свой маленький тайник.

      – А если вам надо срочно сделать какие-то записи?

      – Для этого у меня есть три вещи. Ручка, – он извлек из левого кармана сразу две авторучки, – блокнот и вот это. – Крапивин пару раз ткнул себя пальцем в лоб. Я только сейчас заметила, что после короткой встречи с парнишкой на лбу Эдуарда Петровича образовалась внушительных размеров шишка. – Голова. У меня отличная память, и я все запоминаю.

      – Ручка, блокнот и голова, – уточнила я на всякий случай.

      – Да.

      Пока Крапивин сообщал мне о трех важных составляющих своей работы, я успела проехать немного вперед и припарковать машину на месте, которое заранее облюбовала.

      – Приехали.

      Журналист огляделся, и, когда понял, что он по-прежнему во дворе собственного дома, испугался и снова накинулся на меня:

      – Вы что, не понимаете, как это опасно? Мы не можем отсиживаться в моей квартире, на меня уже дважды было совершено нападение, они знают, где я живу.

      – Одну ночь нам все-таки придется посидеть в вашей квартире. – Я вышла из машины и вытащила свою спортивную сумку с вещами, не оставляя Крапивину никаких надежд на смену ночлега.

      – Но только одну ночь, – поставил он свое условие.

      Эдуард