Ярость и рассвет. Рене Ахдие

вдвое быстрее, чем обычно. Она сосредоточилась на своей цели, стараясь не обращать внимания на протяжный и зловещий скрип петель.

      На противоположной стороне обширного помещения стоял Халид ибн аль-Рашид, халиф Хорасана.

      Царь из царей.

      Чудовище из кошмаров Шахразады.

      С каждым шагом она ощущала все возраставшую ненависть вкупе с кристальной ясностью поставленной цели и не сводила прямого взгляда с врага. Горделивая осанка сильно выделяла халифа среди его свиты. По мере приближения к нему стали заметны и другие детали.

      Высокая и подтянутая фигура Халида ибн аль-Рашида выдавала в нем воина. Прямые темные пряди были уложены волосок к волоску, намекая на любовь к порядку даже в мелочах.

      Шагнув на возвышение, Шахразада встретилась взглядом с повелителем, отказываясь опускать глаза и проявлять покорность.

      Его брови слегка приподнялись, перестав затенять светло-карие глаза, которые в ярком свете блеснули янтарем, словно у тигра. Резкие черты лица привлекли бы внимание любого художника.

      Халиф застыл на месте, рассматривая девушку не менее пристально, чем она его.

      Его лицо ранило, взгляд пронзал насквозь.

      Медленно Халид ибн аль-Рашид протянул руку. Шахразада уже собиралась принять предложенную ладонь, но вспомнила, что следует поклониться.

      Ярость кипела, грозя вырваться на поверхность и окрашивая щеки девушки румянцем.

      Она снова встретилась взглядом с халифом, и тот моргнул, после чего коротко кивнул.

      – Жена.

      – Мой повелитель.

      «Не обольщайся. Я переживу эту ночь и встречу завтрашний закат, – поклялась себе Шахразада. – И еще столько закатов, сколько потребуется. Чтобы убить тебя».

      Единственная

      Сокол парил в выцветших полуденных небесах, ловя потоки воздуха и вглядываясь в заросли. При малейшем признаке движения хищная птица складывала крылья и сизо-серой молнией падала на добычу, выставив лапы с острыми когтями.

      Вскрикивающая, покрытая шерстью жертва не имела ни малейшего шанса ускользнуть.

      Вскоре послышался приближавшийся стук копыт. Взметнув клубы песка, двое всадников остановились на почтительном расстоянии от сокола и его добычи.

      Первый из мужчин, сидящий верхом на лоснящемся темно-гнедом арабском жеребце породы Аль-Хамса, отвернулся от солнца, вытянул левую руку и тихо свистнул.

      Сокол вскинул голову, прислушиваясь, и снова взмыл в небо, подлетел и опустился на руку наездника, крепко впиваясь когтями в мангалу[4] – кожаную манжету, закрывающую его предплечье от запястья до локтя.

      – Будь ты проклята, Зорайя. Снова заставила меня проиграть пари, – проворчал второй всадник, обращаясь к птице.

      Ее владелец ухмыльнулся Рахиму, лучшему другу с самого детства, и заявил:

      – Хватит жаловаться. Сам виноват, что никак не можешь усвоить один-единственный урок.

      – Тебе повезло, что я такой глупец, Тарик. Никто иной не сумел бы выносить твою компанию

4

Значения выделенных курсивом слов указаны в разделе «Глоссарий».