В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова. Николай Лейкин

это дорого. Очень дорого.

      – К два контрабас я дам вам еще хороший труба, – махнул Тугендберг рукой. – Очень хороший труба.

      Костя подумал и робко произнес:

      – Нет, вы вот что… Вы за все, что я выбрал и вместе контрабасами и с трубой, возьмите полторы тысячи.

      – Нельзя, господин Бережков, – развел руками еврей.

      – Уступите, – стоял на своем Костя. – Адольф Васильич, скажите ему, чтобы уступил, – обратился он к Шлимовичу.

      Тот пожал плечами и пробормотал:

      – Я только комиссионер, только комиссионер… Торгуйтесь сами.

      Тугендберг подошел к Косте и тронул его по плечу.

      – Очень мне ваш лицо нравится. Такой хороший приятнова лицо… Извольте, я вам уступлю сто рублей. За все тысяча семьсот… И уж больше ни копейки… – произнес он. – Ну хорошо, – согласился Костя. – Только этого мне мало. Я рассчитывал так, чтоб купить тысячи на две.

      – Тогда возьмите скрипка. Хорошево есть скрипка. Тальянский мастер. Вот скрипка… Первый сорт… И всего двести рублей. Тут ящик пятьдесят рублей стоит. Хороший ящик. А этово скрипка сто рублей. За все два тысяча…

      Костя подумал и заискивающе спросил:

      – Вы мне не дадите ли ко всему этому деньгами пятьсот рублей? И на все вексель на шесть месяцев. Мне очень нужны деньги.

      – Пфуй! Какие деньги!

      Тугендберг пожал плечами и сделал гримасу.

      – Отчего же?.. Ведь вы, я думаю, даете деньги взаймы…

      – Только под залог, только под залог – и то самова малость.

      – Ну, триста дайте… Мне до зарезу нужны деньги.

      – Нет, господин Бережков, не могу, никак не могу.

      – Дайте хоть двести. Мне вечером сегодня нужно, а где я теперь достану!

      Шлимович заговорил с Тугендбергом по-немецки. Костя смотрел то на одного, то на другого. Наконец Тугендберг махнул рукой и сказал:

      – Извольте. Сто рублей дам. И то за тово, что мне ваше приятный лицо нравится.

      – Берите, – кивнул Шлимович.

      – Ну, я согласен, – отвечал Костя, но спохватился и побежал к Шлимовичу. – Адольф Васильич, подите-ка сюда.

      Он отвел Шлимовича в угол.

      – Вы все-таки устроите мне, чтобы продать эти инструменты? – задал он ему шепотом вопрос. – Только в таком разе я и могу взять.

      – Устрою, устрою. Берите. Но знайте, что без потерь продать нельзя. Потери будут, – тоже шепотом отвечал Шлимович.

      – Я согласен, – повторил Костя и протянул Тугендбергу руку.

      Тот хлопнул по ней по-барышнически, как это делают барышники при продаже лошадей, то есть со всего размаха, и прибавил:

      – А проценты за вексель вы знаете? Четыре процента в месяц.

      – Три, три… Я уже сказал ему, что три, – остановил Тугендберга Шлимович. – Зачем Константина Павловича обижать? Он человек хороший.

      – Дешево… Ох, как дешево! Завсем даром… – сделал обезьянью ужимку Тугендберг, прищурившись и покрутя головой. – Ну, да уж за тово, что мне ваш лицо нравится. А пока мы будем писать вексель, вы не хотите ли чаю? Герр Шлимович! –