Признание в любви. Борис Гриненко

из коридорчика, для четверых места нет.

      – Тесновато, – сочувствует швед.

      – Зато посмотри сколько книг, – восхищается жена.

      Стеллаж делал я сам, он от пола до потолка и во всю длину комнаты.

      – Вы это всё прочитали?

      – Дело не в том, сколько прочёл, – отвечает Ира, – а в том, что если ты это понял и принял, то книги подбираются не по цвету обоев, и друзья – не те, кто любой ценой делает деньги.

      – Отличный будет тост, – соглашается швед.

      Берёт книгу Линдгрен «Малыш и Карлсон» и указывает на табличку «Можно брать».

      – Первый раз вижу, каким образом можно показать, что мы дома, совсем по-шведски – вешать таблички с разрешением, у нас к этому щепетильно относятся.

      Смотрит иллюстрации: «Хороший малыш».

      – В русской литературе нет таких ярких детских героев, разве что у Успенского, – говорит Ира, – в этом, возможно, одна из причин, почему Швеция первой в мире приняла закон, запрещающий физическое наказание детей.

      За столом их поразил зелёный лук.

      – Откуда у вас? Только что с грядки.

      – Соседи дали, они нас уважают: «Вы ещё протестовать ходите». Были они умеренными диссидентами, один раз на демонстрации им влетело – бросили это дело. Перешли в алкоголики и наверстали энтузиазм. Запили, но теперь тихо. В одной из двух комнат застелили паркет полиэтиленовой плёнкой, насыпали земли и посадили лук, на закуску. Плантация несбывшихся надежд, такая же горькая.

      Дошла очередь до пельменей, и шведы застыли: «Никогда таких не пробовали!»

      – Откажешься? – спрашивает швед у жены. Ира стоит с черпалкой – добавлять или нет.

      А он смеётся:

      – Жена хотела стать вегетарианкой, но после ваших пельменей, кажется, передумала.

      – С отказом никогда не нужно спешить, чтобы потом не жалеть, – обобщает Ира.

      К полуночи наш расчёт шведы опровергли – пельменей след простыл: «Запишите рецепт».

      – Засиделись, – смотрят они на часы, – пора и честь знать. Мы с вами первый раз, а будто давно знакомы.

      Я подаю даме пальто, швед целует ручку Ире: «Это от вас в доме тепло».

      Через неделю они устроили у нас шведский стол, но не стоя. Привезли из Стокгольма даже хлеб. Впервые увидели мы зелень в горшочках, а была зима. Больше десятка банок селёдки различных способов приготовления – национальное блюдо. На одной читают: сюрстрёмминг. Ира обрадовалась: «Давно хотела попробовать». Заставила всех одеться, выйти на улицу и открыть там. Не зря… пахнет, скорее – воняет, из квартиры бы не выветрилось, но, пообвыкнув, можно есть. У нас сказали бы «Селёдка давно протухла». Шведский Абсолют это дело сгладил, «за дружбу» – первый тост. Узнав о моём не первом браке, одобрили: «Бергман много раз женат». Вспомнили о Бернадоте, когда вместе воевали против Наполеона. «Ваш Нобель устроил динамитом революцию во взрывном деле, – смеётся Ирина, – а наш посол, Коллонтай,