Признание в любви. Борис Гриненко

не найти прекраснее, неужели мы вместе? Стоп! С чего ты взял, будто она нас объединила? Объединили те, кто на нас смотрит, она всего лишь заметила, что со стороны мы, как минимум, неплохо смотримся, и всё! Не обольщайся. Впрочем, и это неплохо, была любимая поговорка – «какие наши годы», но мне она уже не подходит.

      Теперь решился пригласить её в кафе и не напрасно ожидал, что согласится, тем более, что погода способствует. Васильевский остров, берег Финского залива, торопливые чайки падают в мелкую воду, не каждая возвращается с добычей, да и та не бог весть какая. Несколько столиков, деревья загораживают их с северной стороны, будто в ненастье кто-то сюда придёт. Сегодня тёплый вечер отвлекает горожан от проблем рабочего дня. Ему помогают две длинноногие официантки в коротких юбочках, они изящно, как им кажется, фланируют между столами, предлагая разные вкусности. Молодые парни, успевшие до этого изрядно выпить, не так истолковали их приветливость, и после ответных действий покинули заведение. На освободившееся место приглашают почему-то нас:

      – Вы весной были, говорили ещё, что попали на балетный спектакль, – официантки заинтересованно оглядывают мою спутницу.

      Запомнили, надо же, надеюсь – не чайкой за добычей. Комплимент, это – бумеранг, чем он удачнее, тем точнее вернётся. Принесёт желаемый результат, как сейчас, или – хорошо, если отделаюсь «синяком».

      – Для него жизнь – театр, – соглашается Ира, не поймешь с каким оттенком.

      Пытаюсь изобразить каменное лицо:

      – Не слежу, куда с какими приятелями заходил выпить. По-моему, нормальная привычка – сказать приятное девушкам, возможно, говорил, что у вас «ан деор» отлично получается, или что-то в этом роде.

      Закатное солнце ласкает её плечи, отражается на небольшом ожерелье с голубоватым камнем, не знаю точно каким, но красивым. Вокруг благодушные голоса, неспешные разговоры. Кому нужно было домой, убежали. Остались те, кто нужен друг другу, и таких много, все столики заняты.

      У нас речь пошла о возвышенном, то есть, о чувствах, но о других – о поэзии. В разговор вмешался Сарасате «Цыганскими напевами» и, как говорил Горбачёв, всё усугубил (с ударением на третий слог). Пронизанная тоской мелодия совершенно естественно переключает меня на цитируемого тогда Бродского «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать». Хорошо, что я это не сказал. Ира продолжила музыку тремя строчками из стихотворения «Вечер» Ахматовой.

      «Звенела музыка в саду

      Таким невыразимым горем.

      Свежо и остро пахло морем»

      И добавила:

      – Не хватает «на блюде устриц во льду». Недавно вышел сборник лирики Анны Андреевны. Место подходит: морем, правда, пахнет не остро, не как было у неё с Модильяни, зато «скорбных скрипок голоса» – точно оттуда. Подходит ли нам с Ирой окончание короткого стихотворения: «Благослови же небеса – Ты в первый раз одна с любимым»? Она до него не дошла. Понимай,