Чужое отражение. Осколки. Евдокия Гуляева

моих волос едва заметно колыхнулась то ли от лёгкого сквозняка, то ли от его дыхания…

      Давление, оказываемое им, только разжигает внутренние противоречия, которые как будто колят и скребут кожу. Легче содрать ее с себя, помнящую каждое из его прикосновений, чем вытравить их из своей памяти.

      Не могу пошевелиться, отойти…

      Задыхаюсь, тело бросает в дрожь, мурашки предательски бегут по коже. Смотрю на него, прощаясь, и сама в этот миг живьем подыхаю.

      Все скручивается от волнения…

      Пытаюсь оторвать себя от него и сбежать отсюда, чтобы больше не видеть его, но он удерживает ещё крепче и ближе притягивает к себе, руками плотно сжимая мою талию.

      Смотрю ему в глаза, и столько необъяснимого в его немигающем ледяном взгляде, что слова, морозным инеем, замирают у меня на губах. Еще секунду назад я хотела горячо высказать всё, что думаю о нём, о нас, но теперь не уверена, что это необходимо – он все понимает.

      – Дай. Мне. Уйти, – прошу отчетливо, ненавидя себя за жалобные нотки, звучащие в голосе.

      – … Уходи.

      Он отпускает меня и отходит к стене, освобождая проход.

      Быстрым шагом, чтобы не передумать, не оборачиваясь, чтобы не сойти с ума, я ухожу.

      Судорожно пытаюсь вспомнить, как отсюда выйти. Столько одинаковых коридоров!

      Только оказавшись в холле, в ожидании лифта, я позволяю себе выдохнуть, но вся моя боль комом застревает где-то в легких, когда я случайно натыкаюсь на изобличительный взгляд будто появившийся из ниоткуда Елены. Он скользит по одинокому чемодану на полу, как при досмотре, словно сканирует его содержимое, проверяя, не прихватила ли я с собой что-нибудь чужое, мне не принадлежащее.

      Вот именно это недоверие меня и злит. Заслуженное. Я украла чужую жизнь. Разве этого мало?

* * *

      Окунуться во что-то с головой – это способ избавиться от старой шкуры.

      Я с головой погрузилась в работу, чтобы забыть обо всем. Так прошли несколько недель.

      Да, монотонная организационная работа на должности директора детского дома позволяла мне хоть на время избавиться от тяжелой депрессии, ведь каждую минуту своего свободного времени я начинала вспоминать и задыхаться от этих воспоминаний. Ненавижу их!

      Звуки оживленных голосов, шум, гам, топот и беготня, присущие обычному звонку с последнего урока, за дверью моего кабинета не раздражали, наоборот, от детского смеха дом каким-то чудом будто ожил, готовясь к обновлению. Давно забытое суетливое беспокойство охватило его в ожидании основательного ремонта. Благодаря щедрому спонсорскому взносу международной корпорации De Beers Berkut и обещанной ими же благотворительной помощи, на правом крыле здания уже поставили строительные леса, группы завешали плотным полиэтиленом, поэтому часть ребятишек пришлось переселить, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

      Да, Марк Беркутов сдержал свое слово, причём он так же ни разу не появляется лично, передавая мне подписанные им необходимые случаю официальные бумаги через своего неразговорчивого