Красная нить. Екатерина Анатольевна Горбунова

что у него солнечный удар, хотя весь день дождило и солнце выглядывало только мельком. А Докия просто отвернулась и пошла домой, как будто ничего и не произошло.

      Такси в аэропорт подъехало рано утром. Лис очень боялся, что Докия проспит, и не выполнит своего обещания прийти провожать, но она не проспала. Когда мальчик выскочил из подъезда, девочка уже стояла, серьезная и рассудительная, как всегда.

      Лису хотелось, чтобы Докия опять поцеловала его на прощание, пожалуй, даже бы присутствие родителей не смутило, подумаешь, они все равно укладывают чемоданы в багажник, под руководством усатого водителя.

      Но Докия только пожелала хорошего отдыха. Она говорила еще какие-то слова, только Лис, несмотря на свою отличную память, ничего не запомнил. Вернее, ему казалось, что губы девочки движутся беззвучно. Он смотрел внимательно, силился понять, но не мог.

      И оторвать взгляд – тоже не мог.

      Даже когда Докия замолчала, а мама позвала в машину. Его ноги будто приклеились к асфальту, и сам он превратился в статую, которую сковал вечный холод. Невероятно.

      – Ну, ты идешь? – в мамином голосе уже явственно слышалось нетерпение. – Мы опоздаем.

      А Лис все не мог. Как уйти, если Докия сейчас здесь, но он пропустил все ее слова, она ведь думает, что он ее выслушал, запомнил. Вдруг она еще что-то попросила, кроме ракушки? Или попросила поцеловать? Поэтому тоже стоит сейчас и недоумевает, почему Лис медлит.

      – Сын! – папа вышел из машины.

      – Иди, – приказала Докия. – Счастливого пути!

      Она никогда так не говорила: жестко и непоколебимо – как сейчас. Ее невозможно было ослушаться. Поэтому ноги Лиса пошли сами. Это было странное ощущение: одна его половина – невидимая – так и осталась стоять окаменевшим изваянием, а другая – тело – села на заднее сидение, принялась выслушивать мамины выговоры об упрямстве сына, и все это на фоне летевших из автомагнитолы отбивок «Русского радио».

      На море было… Наверное, классно. Лис чувствовал это по родителям, которые ходили, пахнущие солнцем и счастьем. Они просто благоухали им, бесстыдно и совершенно не по-взрослому.

      – Ну, Лисенок! Здорово же! – восхищалась мама.

      И чтобы не обидеть ее, он соглашался.

      Папа учил сына плавать. Говорил, что соленая вода держит сама, что надо просто лечь – и наслаждаться.

      Да, папу держала. А Лис неуклонно уходил ко дну. И физически, и морально.

      Вспоминалось, что Докия так и не поцеловала его. Может и первого поцелуя не было? Может быть, это только привиделось? Приснилось? Как снилось сейчас, что он остался дома, под патронажем бабушки, гуляет по улицам, держа Докию за руку, покупает мороженое и сладкие абрикосы. Хотя, какие сейчас дома абрикосы? Возможно, они и есть, но пока жесткие и безвкусные, как трава.

      Лис просыпался, вдыхал пропитанный йодом воздух и ощущал безграничное одиночество. Хорошо маме с папой. Они есть друг у друга. А он – один. Не вообще, конечно – только здесь, на чужой земле, вдали от родного дома и Докии.

      Когда становилось особенно невыносимо, Лис теребил красную косичку на запястье. Она