Красная нить. Екатерина Анатольевна Горбунова

Она опустила глаза и вздохнула. И как-то совершенно невольно вспомнились мамины телефонные разговоры с подругами, когда она жаловалась на то, что муж то ли есть, то ли нет, и секретные звонки, когда она уходила в ванную, включала воду и говорить старалась или односложно, или шепотом. И напряженность между родителями вспомнилась, когда они будто каждый раз заново привыкали друг к другу. За своими проблемами, а потом победами Лис как-то оставлял все это на втором плане, в качестве декорация к своей жизни.

      Назавтра истерику закатила бабушка. Она вдруг картинно повалилась на диван, принялась открывать и закрывать рот, как рыба на суше, хвататься за сердце. Мама накапала ей сердечного.

      – Что это вообще за разговор такой? Срываться всем! У него работа! – через несколько минут она уже с ненавистью смотрела на зятя, потом перевела взгляд на дочь. – А у тебя не работа? У ребенка – не школа! Город наш не город, конечно же, провинция гнилая! И люди здесь не те! Квартира, между прочим, дедушки моего мужа! Продавать ее надумали? Ты гвоздь сюда вбил?

      – Вбил, – сухо ответил папа и ушел на балкон несмотря на то, что на улице стояла зима.

      Лису стало вдруг стыдно. Бабушка несла какой-то бред. Тот самый, который едва не понес он, вчера. Да, и вообще, все это поведение: разве так себя должен вести взрослый человек?

      – Все уже решено, – сказала мама. – Не надо этого цирка.

      – Чего решено? – бабушка нахмурилась, словно понять не могла, кто перед ней заговорил, мебель или живой человек. – Нет, уж, вы свою жизнь можете ломать, как хотите! А внука я вам не отдам! Да, Елисеюшка? – она непривычно засюсюкала, словно Лис оставался маленьким, дошкольником. – Ты же останешься с бабушкой?

      Лис помотал головой. И ушел. На улицу. Едва накинув куртку и впихнув ноги в ботинки. Шарф и шапка остались на вешалке. Но просто все эти события, все слова будто душили Лиса, не давали вздохнуть как следует. А на улице – мороз, то, что надо.

      Он побродил около подъезда. Набрал Докию, но сбросил, не дождавшись ответа. Пнул ледышку. Потом другую. Они отлетали, как шайбы у голкипера.

      Лис обвел взглядом двор. Одинокие качели. Заснеженные кустарники. Коробка, летом футбольная, зимой хоккейная. Детский лабиринт и горка. Будет странно, наверное, однажды выглянуть в окно – и увидеть совсем другое. Переступить через прежнюю жизнь, как через порог.

      Лис так задумался, что не сразу понял, что в кармане куртки заливается телефон. На экране высвечивалась Докия.

      – Да? – он и забыл, что набрал ее, а потом сбросил, поэтому вопрос прозвучал удивленно.

      – Звонил?

      – Мы уезжаем, – сообщил довольно-таки буднично.

      И Докия среагировала на тон:

      – На новый год? Круто же!

      – Насовсем.

      Она повторила далеким эхом:

      – Насовсем, – не вопросом.

      И не пообещала, что придет провожать.

      3

      Докия оглядела купе, соседку – остро пахнущую потом и пирожками толстушку среднего возраста и присела на свое место.

      – Девушка, у вас низ или верх? –