На обочине времени. Владимир Соболь

механических испытаний – так официально именовалась моя должность. И я уже был не просто самостоятельная единица, а руководитель группы. Пусть небольшой по составу, но достаточно важной. Вы же понимаете – или хотя бы попробуйте догадаться, – что конструкторов и технологов в первую очередь интересуют именно прочность и надежность металла и всего сложного сооружения.

      Теперь я понимаю, что эта служба была словно нарочно придумана для меня тогдашнего. Точно обозначенные две реперные точки в потоке времени – когда необходимо прибыть и когда уже возможно отлучиться. Несложные обязанности, совершенно не предполагающие долгосрочных обязательств. Сердце билось ровно, дышалось свободно, зато ноги за смену я стирал аж по самые ягодицы, перебирая подошвами километры шершавого асфальта от отделов главных специалистов завода до литейных цехов и сборочных участков.

      Бывали дни, когда в лабораторию я лишь наведывался: отмечался утром, а потом заявлялся уже перед самым уходом, оседая на стул в своем закутке между окном и двустворчатым шкафом, что надежно отгораживал меня от прочего мира. Лаборантки пробирались ко мне по очереди, осторожно переступая кожухи пыхтящего пульсатора, приносили толстые пачки извещений об испытаниях образцов плавок, проведенных нашей группой. Я подписывал их чохом, даже не вникая в суть столбиков цифр, аккуратно устроившихся в разграфленные заранее поля. Зачем строить из себя начальника? Мои женщины знали наше общее дело куда как лучше меня.

      Я – не Смелянский. Меня не интересовала связь моего личного мироощущения и движения Вселенной. Мне было достаточно сознания выполненной работы. Мне необходимо каждый день, каждую минуту, в любой момент ощущать совершаемое усилие. Сокращаются ли мускулы, закручиваются ли извилины – безразлично. Важно именно само чувство исполняемого действия, единственное, что утверждает меня в этом мире и убеждает в отлаженном порядке всего существующего. И в те молодые дни я вовсе не мучился сомнениями – достаточно ли тверд и увесист мой нынешний статус, а спокойно прочесывал километры пыльного и щербатого асфальта, переступал десятки обшарпанных ступеней в заводских корпусах, обозревал кабинеты, бюро, сектора, все эти кубы пепельного воздуха, куда народ утрамбовывали дюжинами, – конструктор… технолог… конструктор… технолог… технолог… конструктор… Начальник!..

      «Я – инженер!» – надсаживалась тетка из ОГМета. Я и тогда вряд ли толком знал ее чин и фамилию, а сейчас и вовсе запамятовал напрочь. Помню только широкий рот и мелкие, ровные зубы, глубоко посаженные в десны. Да я, в общем, и не сомневался в ее положении, мне просто было нужно выяснить, кто напортачил в сопроводительном документе, из-за чего мы чуть было не зарубили большую партию корпусов. В сущности, ошиблись цеховые и металлурги. Это они по небрежности вписали другую марку. Но крайними оказались мы. И нам же – в результате лихорадочного совещания у главного инженера – было предложено разобраться, исправить и доложить.

      Провоторова