Канал имени Москвы. Аноним

Кальян, на это диво. Смотри и запоминай.

      Кальян, казалось, раздумывает, глядя по сторонам. Наконец, он страстно проговорил:

      – Как же может нарушать что-либо такая благодать?

      – Благодать, говоришь? – улыбнулся Хардов, и снова непривычным оттенком мечтательности полоснуло из его глаз. – Ты прав. Но время здесь течёт по-другому. И я не знаю, сколько его пройдёт – минуты, дни, недели, – прежде чем мы снова окажемся на канале. Это сбивает все мои расчёты. Но только здесь Муниру окажут помощь. Я думаю, он это заслужил.

      – Конечно, конечно, – с готовностью согласился Матвей.

      – А вы все сможете отдохнуть сердцем. И телом, раз уж в нашем рейсе вышла заминка.

      – А? – негромко произнёс Кальян, скосив взгляд на бородача-рулевого.

      – Ему здесь станет лучше. Наверное, он бы излечился полностью, если бы пожил здесь. Но столь долгим отпуском я не располагаю, капитан.

      Фёдор слушал их беседу, жадно впитывая каждое слово. Только что голос, внутренний голос, порой так похожий на батин, произнёс: «Хардов не совсем прав. Визит сюда намного важнее». Только звучал он сейчас не насмешливо. Были в нём спокойствие, сила и какая-то восхитительная радость от… чего? Тайны? Понимания? До которых остался один только шаг?

      «Самое светлое место на канале, – подумал Фёдор, – и ведь действительно всего в двух шагах от Второго. Но почему батя никогда о нём не рассказывал, об этом месте? Не был здесь? Конечно. О таком невозможно умолчать. Не был. Как и Кальян. И никто из гребцов. Только Хардов. Так кто же ты на самом деле, гид Хардов? Кто?! Если тебе открыта такая благодать? И почему предпочитаешь вести лодку сквозь тьму, если здесь столько света, а ты здесь желанный гость?»

      Далёкий берег стал ближе, и Фёдор убедился, что их действительно ждали – женщина в белом приветливо помахала рукой.

      – Там женщина, – восхищённо проговорил Кальян. – Прекрасна, как утренняя заря.

      Хардов кивнул, и Фёдору показалось, что гид чуть смутился.

      – Я никогда не говорил таких вещей, – удивлённо пролепетал здоровяк. – Но это так – как утренняя заря! – и Матвей вдруг расхохотался.

      Хардов улыбнулся, глядя на капитана, и тихо сказал:

      – Ты ещё не видел и половины.

      Весёлые морщинки сошли с лица здоровяка. Он словно что-то вспомнил:

      – Но это она? Да?! О ней говорил…

      Кальян сбился, на миг тёмный отсвет мелькнул в его глазах, но вот уже всё прошло.

      – Говори, – поддержал его гид. – Здесь вещи можно называть своими именами. Слова здесь чисты и не замутнены иными смыслами. Да, паромщик говорил о ней. Но речная дева вовсе не ведьма.

      – Конечно же нет! – горячо откликнулся Кальян.

      Женщина была одета в простую белую тунику, как на старинных картинах, что показывал дядя Сливень. Фёдор вглядывался в юное лицо прелестной хозяйки, ожидавшей на берегу.

      «Вот почему заря, – радостно думал юноша, даже перестав удивляться своему новому, незнакомому прежде строю мысли. – У неё нет возраста. Утренняя заря