Под солнцем Виргинии. Аида Рашидовна Ланцман

сверкала. На ней был белый купальник, легкая голубая накидка с желтыми лимонами, а на лице лежала соломенная шляпа. Темно-сливовым лаком были накрашены ее ногти. На запястьях позвякивали золотые браслеты, когда она тянулась к мартини с водкой и крутила оливку в бокале. Женевьева всегда оставалась собой. Изысканной, благородной, с повадками и взглядом львицы.

      –– Ма? – спросила Ив. Она сдвинула шляпу с лица, отец взглянул на нее, сняв очки. – Хочу прогуляться.

      –– Пропустишь обед? – спросила мама, щурясь от солнца.

      –– Поем в городе.

      –– Будь осторожна, – предупредила Джен и, устроившись удобней, снова прикрылась шляпой.

      Ивонн добралась до марины и купила мягкое мороженое с базиликом и лимоном. Она устроилась на пирсе, свесив с него босые ноги, положив босоножки рядом с собой. На ней был светлый сарафан, пропитавшееся потом и морским воздухом и солнечные очки. Было жарко, Ивонн представляла, что капельки пота, стекающие по спине, не липкие и теплые, а холодные. Под ней был деревянный пирс, нагретый солнцем. Погода стояла душная, хотелось сбросить прилипшие к коже вещи и нырнуть в соленую воду, но для начала Ивонн собиралась прогуляться по сувенирным магазинчикам в старом городе, чтобы купить подарки для Криса и Джо. И, конечно, для бабушки: она коллекционировала декоративные тарелки.

      Ивонн ела слегка подтаявшее джелато, рассматривала яхты, рыбацкие лодки и прогулочные катера. Ближе к исторической части города яхты становились шикарнее и больше. Названные красивыми женскими именами: Мария-Елена, Цицилия, Серена – они медленно покачивались на воде, сверкая своими белыми боками. Ивонн подумала, что было бы здорово так же лечь на спину, закрыть глаза и позволить прибою укачать себя.

      Лазурный берег действительно был лазурным, Средиземное море в этой части было изумительно синим, а золотистый песок только подчеркивал эту синеву. Вода была прохладной, и это было хорошо, потому что Ивонн не нравилось плавать в теплой воде. В ней отражалось небо. В изломанной волнами глади бликовало солнце. Пахло рыбой, костром, свежим хлебом и кофе. Из прибрежных кафе звучала музыка: что-то непозволительно старое и мелодичное. Ивонн почувствовала, что городской шум ей приятнее, чем громкие и эмоциональные беседы родственников, и улыбнулась. Она села, запрокинув голову назад, и подставила солнцу загорелое лицо.

      Обувшись, Ивонн сначала дошла до Eglis Sainte-Maxime, но внутрь заходить не стала, потому что уже бывала там несколько раз, к тому же маленькая церковь едва не лопалась от туристов. Ивонн находила странным, что люди заходили в церковь в пляжной одежде. Она не была религиозна, но это казалось кощунством.

      Нырнув в узкий переулок, в котором двое с трудом бы разошлись, Ивонн побродила по улочкам, всматриваясь в окна жилых домов и представляя, какие люди живут там, какие мысли, сомнения их волнуют. Ставни на некоторых окнах были плотно закрыты, а из других сочились музыка, голоса и звук телевизора.

      Ивонн увидела деревянную вывеску на двери магазина