Под солнцем Виргинии. Аида Рашидовна Ланцман

Слушай, я все хотела с тобой поговорить, – мать поставила на стол тарелки, столовые приборы, хлеб и пару бутылочек «Перье». – Ты ведь знаешь, что не обязана изучать архитектуру, как твой отец? И Колумбийский – не единственный вариант. У тебя много других талантов, милая.

      –– Я знаю, мам, но я ведь знала, кем буду еще до своего рождения, – усмехнулась девушка и села за стол.

      –– Что ты имеешь в виду? – Джен села рядом и улыбнулась дочери, погладив ее по щеке.

      –– Я и сама не знаю, мам, – Ив покачала головой и шумно выдохнул. – Я не знаю, чего хочу. И мне кажется, что путь, по которому прошел отец – единственный правильный и для меня.

      –– Тебе восемнадцать, Ивонн, – она была немного влюблена и в то, как мама называла ее полным именем. Ее легкий, едва уловимый, тягучий французский акцент звучал красиво. Словно ее имя было создано для французского языка. – Ты и не должна знать. Но ты должна знать, чего точно не хочешь.

      –– Я не хочу обычной жизни. Не хочу проснуться однажды восьмидесятилетней старухой и понять, что упустила что-то важное. Но я не знаю, что должна сделать, чтобы не упустить, и что именно для меня важно, я тоже не знаю.

      –– Путешествовать, любить, писать маслом, – она улыбнулась, обнажив свои белые зубы, раскладывая по тарелкам индейку, орудуя ножом и вилкой так же легко, как и словами. Она все делала так – такой уж была ее мама. В ее мягком тоне и вкрадчивых интонациях всегда было больше мудрости, чем во всех книгах, прочитанных Ив. – Ты могла бы изучать искусство, или музыку, или литературу, если бы захотела.

      –– А если я вдруг не захочу ничего изучать? – спросила она, с каким-то подростковым вызовом глядя на мать.

      –– Ну, тогда я скажу тебе: остановись, выключи шум, мешающий сосредоточиться, и подумай вот о чем: ты молода, твоя жизнь только начинается, она впереди, она здесь, она ждет тебя. Выйди на улицу и оглянись. Путешествуй, люби, пиши картины, делай что угодно, но будь. Просто будь, – Женевьева сжала ее ладонь в своих пальцах и поцеловала. Любой матери важно знать, что ее ребенок просто где-нибудь есть, что он не заблудился в себе, как в лабиринте Минотавра. – Лето, когда тебе восемнадцать, – лучшее время в жизни. Ты наивна, юна и полна надежд.

      –– Но мы ведь поедем в Виргинию после того, как вернемся из Франции? – с надеждой спросила Ивонн. Там ее ждали друзья и настоящее лето. Беззаботное время, какое бывает только когда тебе пять, ты счастлива и не задумываешься о будущем.

      В прошлом году, во время каникул, Ивонн поняла, что влюблена в обоих своих друзей. Джо был веселым парнем, он остроумно шутил и заразительно смеялся. А Крис был Крисом. Тем мальчиком, которым Ивонн его запомнила, мальчиком с печальными глазами и сладким южным акцентом. Наверное, думала Ивонн, это и значит быть молодым: быть влюбленным в людей и в саму жизнь.

      –– Конечно, милая, мы поедем, – пожав плечами, сказала Джен и деликатно улыбнулась, заметив на щеках дочери легкий румянец.

      В последнее лето, проведенное в Виргинии,