Сковородка судного дня. Татьяна Коростышевская

награда в тысячу талеров тому, кто принесет в магистрат голову златорого оленя, замеченного у подножья Юнгефрау. Внизу мелкими буквами сообщалось, что зверь может быть опасен.

      – Какая опасность от оленя быть может? – спрашивал пан с седым бакенбардами. – Это же не волк, даже не кабан дикий.

      – Такие деньжищи только за очень опасного зверя…

      – А вот если, к примеру, обычному оленю рога позолотить… – говоривший умолк, видимо, не желая делиться с окружающими прекрасной идеей, и побрел в сторону лавки красильщика.

      – Это оборотень, – сказала я. – В Вомбурге пятнадцать лет назад от такого же много народа погибло.

      В толпе кто-то негромко объяснял соседу:

      – Панна Моравянка, трактирщица. Она в таких всяких штуках разбирается.

      Я предупредила, больше сделать ничего не могла. Кто хотел, услышал. Зря все-таки пан Килер награду за перевертыша назначил. Очень зря. Деньги приличные, многие горожане отправятся на охоту. И многие не вернутся.

      С другой стороны, с оленем надо до праздника разобраться. Если от золотых рогов пострадает кто-нибудь из приглашенных гостей, репутация Лимбурга тоже пострадает безвозвратно. Вот бургомистр и торопится.

      В трактире было полно народу.

      – Что за переполох? – поймала я на лестнице Госю.

      Девушка попыталась вырваться, не преуспела:

      – Хозяин велел плотникам…

      – Какой еще хозяин? Когда велел?

      – Ой! – Госька как будто сейчас меня рассмотрела. – Панночка Моравяночка, вы. Не хозяин, оговорилась. Марек вчера сказал, чтоб мы плотников для ремонта наняли.

      – На какие деньги?

      – Ну… это… – Девушка перешла на заговорщицкий шепот. – Петрик у пана Мюлера неплохо зарабатывал, я тоже… У каждой ведь незамужней панны кубышечка на свадьбу собрана?

      Я кивнула, хотя никакой кубышечки у меня никогда не было.

      – Значит, Марек у вас деньги в долг взял? Под проценты? Когда обещал отдать?

      – Пусть панна хозяйка о том не тревожится. Марек сказал, сами разберемся, по-свойски.

      За распахнутой дверью одной из комнат второго этажа раздался громкий смех, на порог выпорхнула босая девица с подоткнутым подолом, по виду – крестьянка.

      – Доброго денечка, госпожа-пани-хозяйка, – поклонилась она, держа на весу два ведра.

      – И тебе не хворать…

      Девица протопала вниз, скрылась в кухне, видимо, отправилась выплескивать на заднем дворе грязную воду.

      – А это кто? – повернулась я к Госе.

      – Просто какая-то девка деревенская, из Застолбенек, их с десяток помогать пришло. Пан Марек сказал, я сама с уборкой не справлюсь, и велел Петрику, когда он с паном Мюлером закончит…

      Я решила, что узнала достаточно, не дослушав, поднялась к себе. Вот как он это делает, Марек? А? Почему все его слушаются? И как, песья дрянь, он все успевает?

      – Адичка, – метнулась ко мне из тени тетка Рузя. – Какие новости?

      – Гражинка где?

      – Да