Сковородка судного дня. Татьяна Коростышевская

следующую. Какая гадость!

      Фыркнув, я ушла на кухню. Петрик заливался слезами, кромсая ножом очищенные луковицы.

      – Зачем столько?

      – Марек сказал…

      И тут Марек, везде он. Как же его много, псячья дрянь!

      – Пусть панна Моравянка не тревожится, мы к вечеру подготовились, четыре пивных бочонка я за стойку откатил, брецелей булочник принес с запасом, посуда блестит, огонь горит…

      – Яйца! Петрик, где яйца? – в двери вбежал растрепанный Марек. – Аделька, отодвинься. Держи, взбивать будешь.

      Он сунул мне в руки венчик и глиняную миску, посмотрел на белоснежный передник, хмыкнул, перевязал узел справа:

      – Мне тоже нужен фартук. Петрик, не спи, брось лук. Хватит, иди Госе в зале помогать. Адель?

      – Что? – спрятала я за спину венчик, которым за мгновение до этого собиралась огреть чернявого.

      – Дай мне фартук!

      Достав из сундука рабочий льняной передник, я протянула ему:

      – В наших краях мужчины такого не носят.

      – Постараюсь запомнить. Не спи! Сбивай яйца, щепотку соли, горсть муки. – Он забрал с разделочного стола нож, протер его и убрал в держак.

      Я смотрела на корзинку с яйцами.

      – Совсем ничего не умеешь? – Марек, уже успевший надеть фартук, ловко взял яйцо, ткнул им о край миски, вылил в нее содержимое, а скорлупу бросил в помойное ведро, все это он проделал одной рукой. – Вот так.

      Оправдываться я не стала, много чести, разбила в миску десяток яиц, посолила и стала сбивать, добавляя понемного муку.

      Сосиски мы жарили при гостях в трактирной зале, на кухонной плите обычно тушилась в толстостенном котле капуста, иногда варился картофельный суп с клецками. Марек поправил поленья, вылил в чугунок целую бутыль масла:

      – Превосходно. А чего это моя вельможная панна такая тихая? Не проснулась еще?

      – Гося рассказала, что я днем обычно сплю?

      – И так понятно. Ночь для тебя опасна, со всей округи лессеры собираются на цветочные запахи твоего тела.

      Лессеры, в умных книгах так называли низших демонов – приблуд, умертвий, стригоев, перевертышей. Да, собираются.

      – Ну ничего, панна Моравянка, теперь я тебя охранять буду, и днем, и ночью. Если что, зови, мне прелестные пейзанки холостяцкое гнездышко неподалеку от твоих покоев обустроили.

      – Это те, с которыми ты поцелуями рассчитался?

      – Пока не разбогатели, приходится экономить. – Парень улыбнулся, подвинул к плите миску с кляром, обмакнул в него луковое колечко, бросил в котелок с горячим уже маслом. – Я в Застолбеньках ночевал, прежде чем в Лимбург отправиться, ну и завел кое-какие знакомства. Попросил Петрика… Дальше ты знаешь.

      Марек говорил, не прекращая работу. Десятки луковых колец шипели в раскаленном масле, подрумяненные он доставал черенком деревянной ложки и раскладывал на подносе, который заранее застелил вощеной бумагой.

      – Попробуешь? Это вкусно. – Он протянул мне ложку.

      Я посмотрела в черные как ночь глаза:

      – Совсем