Женщина – не мужчина. Итаф Рам

тебя заключается счастье?

      Амаль посмотрела в окно.

      – Чтобы мы всегда были вместе, – сказала она.

      Дейа вздохнула. Хотя Амаль была слишком мала, чтобы помнить родителей, – когда случилась авария, ей еще и года не исполнилось, – Дейа не сомневалась, что сейчас она думает именно о них. Но потерять то, чего не помнишь, все же проще. По крайней мере, не остается никаких воспоминаний, никаких картин, некстати встающих перед глазами и разрывающих сердце. Тут Дейа завидовала сестрам. Сама она вспоминала слишком много и слишком часто, хотя все воспоминания были обрывочные и смутные, как полуразвеявшиеся сны. Пытаясь осмыслить прошлое, Дейа сплетала эти обрывки в единое повествование – с началом и концом, с идеей и моралью. Иногда она ловила себя на том, что меняет воспоминания местами, путается во времени, добавляя лоскуток то туда, то сюда, чтобы собственное детство казалось цельным и понятным. А потом уже и сама разобрать не могла: какие кусочки она и впрямь помнит, а какие просто придумала?

      Хоть от супа и поднимался горячий пар, Дейе стало зябко за кухонным столом. Она снова покосилась на Амаль, рассеянно глазеющую в окно. Перегнулась через стол и сжала руку младшей сестры.

      – Не могу представить себе этот дом без тебя, – прошептала Амаль.

      – Ну что ты такое говоришь, – укорила ее Дейа. – Я же не в другую страну уезжаю! Буду жить по соседству. И вы сможете в любое время ко мне заходить.

      Нора и Лейла заулыбались, но Амаль только вздохнула:

      – Я буду скучать по тебе…

      – И я по тебе тоже. – Голос у Дейи дрогнул.

      Свет за окном постепенно мерк, поднимался ветер. Дейа засмотрелась на кружащую в небе стайку птиц.

      – Вот бы мама и баба были живы, – пробормотала Нора.

      Лейла вздохнула:

      – Вот бы я хоть что-нибудь о них помнила!

      – И я, – добавила Амаль.

      – Да я тоже помню мало, – отозвалась Нора. – Мне, наверное, лет шесть или семь было, когда они погибли.

      – Но ты хотя бы лица их помнишь, – возразила Лейла. – А мы с Амаль – вообще ничего.

      Нора повернулась к Дейе:

      – Мама ведь была красивая, правда?

      Дейа через силу улыбнулась. Она плохо помнила мамино лицо – только глаза, темные-претемные. Иногда ей хотелось заглянуть в голову к Норе, посмотреть, что она помнит о родителях, схожи ли воспоминания сестры с ее собственными. Но лучше всего, чтобы в памяти у Норы не обнаружилось ничего – ни единого воспоминания. Так было бы проще.

      – Я помню, как мы все вместе ходили в парк, – проговорила Нора совсем тихо. – Устроили пикник. Помнишь, Дейа? Мама и баба купили нам по мороженому в рожке. Мы сидели в теньке и смотрели, как корабли проплывают под мостом Верразано – словно игрушечные лодочки. Мама и баба гладили меня по голове и целовали. Я помню, как они смеялись.

      Дейа промолчала. Тот день в парке был последним ее воспоминанием о родителях, но впечатления оставил совсем иные. Мать и отец сидели на противоположных краях пледа и не произносили ни слова. Насколько Дейа помнила, они вообще редко разговаривали, не говоря уж о каких-то нежностях. Она долго убеждала себя, что