Что это было?. Александр Викторович Катеров

уходящая в небо. Мы делились своими наблюдениями, а монитор компьютера вдруг погас и в комнате стало темно.

      – Что случилось? – Спросил Петрович.

      – Свет отключили. Здесь такое частенько бывает. Район новостроек, чего ты хочешь? – Ответил я, и чтобы успокоить товарища, добавил, – минут через пятнадцать – двадцать включат…

      Павел Петрович вздохнул и встал со стула.

      Он подошел к окну и вдруг заявил:

      – Она – гостья из будущего!..

      – Ты так думаешь? – Спросил я.

      – Я уверен! Только зачем она здесь, вот в чем вопрос? И кто для нее этот журналист, и ты в его облике? А может наоборот?..

      Я пожал плечами, а Петрович продолжил:

      – Одно понятно, что она здесь неспроста.

      Я согласился, а он заявил:

      – Так что рановато тебе, Виктор Иванович, возвращать в реальную жизнь. Только ты сможешь разобраться во всем этом, потому что ты – феномен, ты не от мира сего!.. А сейчас давай пойдем на кухню и по земному выпьем коньяку за успех нашего безнадежного дела…

      Петрович, как-то невесело улыбнулся и, хлопнув меня по плечу, ненавязчиво предложил проследовать за ним.

      На кухне, при свете луны, после выпитого алкоголя, я признался товарищу, что уже давно стал человеком, что я все чаще рассуждаю поземному и уже плохо помню, что было со мной раньше…

      Петрович, как-то непонятно ухмыльнулся, а я продолжил:

      – Пойми, я не хочу больше быть феноменом – исключительной личностью, я хочу быть просто человеком и писать книги о любви.

      – О любви? – Переспросил Петрович. – А как же ты собираешься это делать, не испытав на себе эти чувства?

      – Ты, заблуждаешься, Паша, – возразил я. – Ну, во-первых, я уже любил и не один раз, правда это было очень давно, а, во-вторых, я имел введу любовь в глобальном масштабе – любовь ко всему, что нас окружает, и к людям, в том числе.

      – И я хочу тебе признаться, что свой роман я переписывал дважды, благодаря этому чувству. Мое произведение не обделено любовью, у меня даже целая глава посвящена этому и называется она «Про любовь», но ведь на земле есть и другая любовь, например, к Родине, к свободе и к своим близким, наконец. Возьми хотя бы нашего бедного журналиста – как он любил свою дочь?! Вот я тебе сейчас кое-что прочитаю из его дневника. Я встал из-за стола и ушел за тетрадью.

      В темной комнате с монитора компьютера на меня смотрела незнакомка. Я замер в оцепенении, а когда Петрович окликнул меня, экран погас и образ женщины исчез. В кухню я вернулся растерянный и без черновиков журналиста.

      – Ну, и где тетрадка? – Поинтересовался Петрович.

      Я ничего ему не ответил и молча вернулся в кабинет.

      Здесь было темно и только свет луны из окта, освещал мой рабочий стол. Я машинально щелкнул выключателем и вернулся на кухню.

      – Что-то свет не включают, наверное, авария, – предположил я, располагаясь у окна, чтобы прочитать выдержки из текста.

      Павел Петрович протянул мне рюмку с коньяком, а я, разворачивая тетрадку, пояснил:

      – Это у него, как я понимаю, эпиграф