Что это было?. Александр Викторович Катеров

«ЗЛО», что была на запястье у моего предшественника?

      – Я думал ты ее вывел? – Удивился Петрович и взял мою руку.

      Осмотрев мое запястье, он произнес:

      – И что это значит?

      – А ты, Петрович, не замечал, что глаза у меня темно-карие, а у журналиста, как ты говорил, были светлые – серо-голубые. А то, что рост мой метр восемьдесят пять или я подрос за эти полтора года?

      Петрович присел на стул, а я продолжил:

      – Я сейчас побывал на месте гибели этого парня. И ты знаешь, что со мной произошло, Паша?.. Передо мной прокрутилась не только эта странная авария, перед моими глазами промелькнула вся его недолгая жизнь. Я тебе больше скажу. Это было самоубийство…

      Я закурил сигарету и упрекнул товарища:

      – А ты, Петрович, шутки мне шутишь. Я давно бы оставил это занятие, да не могу. Потому что понял, что роман не закончен. Именно этого персонажа и этой запутанной истории в нем и не хватало. Вот посуди сам. В квартире, в которую ты меня любезно поселил, в зеркале прихожей я вижу отражение журналиста, а в парикмахерской или скажем в любом другом месте, я вижу себя… Как тебе такое? И таких нюансов, Петрович, у меня больше чем предостаточно.

      Мой товарищ почесал себе затылок и спросил:

      – И, что это все значит?

      – А то, что он живет во мне, так же как я в его теле!..

      – Но это же страшно неудобно, Витя.

      – Я должен написать о нем и о том, что не успел он. Вот тогда он и оставит меня! – Заключил я и замолчал.

      Наступила большая пауза.

      Петрович задумчиво теребил пуговицу на своем кожаном пиджаке, а я, остановившись у окна, смотрел, как по небу быстро пролетали тучи. Неровным строем, они стремительно продвигались к горизонту, обгоняя друг – друга. Там далеко, где небо сходилось с землей, они превращались в темную грозовую полоску.

      Когда сверкнула молния и прогремел гром, я произнес:

      – Однако осень…

      – Да, – согласился Петрович, – жизнь не стоит на месте.

Глава 3.

      Уже два дня мы не общаемся с Павлом Петровичем. Молчит его телефон, и я не беспокою его своим вниманием. Причиной тому послужил наш последний разговор, который получился у нас не совсем корректным и не приятным для обоих. А может быть мы просто взяли паузу, чтобы обдумать высказанные накануне претензии и упреки.

      Конечно, мне было неприятно, что мой товарищ скрывал от меня немаловажные факты в истории моего воскрешения, но его можно было понять. Его строго предупредили о молчании, и он, как нормальный человек побоялся – сработал инстинкт самосохранения.

      – Но он же, все-таки рассказал… – Оправдывал я товарища. – Я же вижу, что он и сам переживает о своем поступке. Он мне друг и это самое главное. – Заключил я и взял телефон, чтобы ему позвонить.

      Но он меня опередил и на дисплее высветилось его имя. Петрович, как ни в чем не бывало, сообщил, что сегодня вечером подъедет ко мне домой. Я согласился и со спокойной душой положил телефон.

      – Вот и все разрешение вопроса, –