Что это было?. Александр Викторович Катеров

его осенним аллеям и про то, как она вдруг оставила меня, войдя в красный куст. Я не утаил от него и то, как необычное растение с красной листвой, раскачивая своими ветвями, издавала звуки небесной музыки. Напомнил я ему и о встречи с ним, у заброшенного здания кафе.

      Петрович меня слушал внимательно и не перебивал, а я напомнил ему о его ночном звонке на стационарный телефон.

      – Да, не звонил я тебе! – Возразил он, а я продолжил:

      – Как же так, Петрович? Ты же мне сообщил, что встречался с незнакомкой, а мне посоветовал дожидаться ее дома.

      – Не звонил я, ей Богу! – Оправдывался Петрович.

      – Да, ладно, это теперь не столь важно, – ответил я и продолжил, – важно то, что она вскоре появилась у меня в комнате, и взялась она, Павел Петрович, ниоткуда…

      Петрович замер в ожидании рассказа, а я подошел к столу, где лежала рукопись и, указывая на стул у компьютера, заявил:

      – Вот здесь она сидела и смотрела рукопись романа. Мы долго молчали. Я не решался нарушить паузу, а она, повернувшись ко мне, сказала, что там, где речь идет о переживаниях журналиста, желательно включить его стихотворение, адресованное его дочке.

      – Что за стихотворение? – Осторожно спросил Петрович, будто боялся сбить меня с темы, – это то четверостишие, что ты мне читал?

      – Нет, это другое, – ответил я и продолжил, – есть у него небольшое стихотворение, посвященное Алине. Конечно, это далеко не Лермонтов и не Блок, но за душу берет. Да, я тебе его сейчас прочитаю.

      Я стал рыться в бумагах на столе, а Петрович спросил:

      – А, что тебя толкнуло написать свой роман? Ты же не писатель?

      – Большое желание рассказать людям, то что я узнал за время пребывания в другом мире. И это, Петрович, даже не совсем моя воля, это скорее наказ, пожелания сверху… А писателем я уже был, был и поэтом, я даже помню некоторые свои произведения, правда это было давно. Тогда, когда я страстно любил одну женщину.

      – Ты любил? А ну, расскажи.

      – В другой раз, Павел Петрович, а сейчас лучше послушай стихотворение нашего журналиста.

      Я взял листок и стал читать:

      «Еще дышу и все мечтаю,

      Что ты придешь и надо мной,

      Мой луч надежды замерцает,

      Я буду знать, что ты со мной!

      Но время быстро пролетает.

      Дышать и жить мне все трудней.

      Надежда встречи увядает,

      И растворяет образ твой.

      Ты с каждым днем все дальше, дальше,

      Тебя теперь мне не догнать.

      В твоих словах все больше фальши,

      Мне лучше б этого не знать.

      Ведь для меня ты – добрый гений!

      Мой лучик солнца золотой!

      Мой воздух чистых вдохновений,

      Моей надежды добрый звон!

      Прощай любовь, прощай надежда.

      Я больше жить так не могу.

      Я ухожу и может вечность,

      Вернет мне девочку мою!».

      Мы помолчали и Петрович спросил:

      – Почему же он с ней не поговорил, не объяснился?

      – Я думаю, Паша, что он не хотел увидеть