Журнал «Иностранная литература» № 09 / 2011. Группа авторов

для глаз: НО, НО, НО. Место для неубий осталось пустым, и от этого композиция слегка разваливалась, но я отчего-то чувствовал, что так лучше.

      – Как это называется? – спросила Юдит

      – Мои каменные скрижали, – сказал я.

      – А почему у него скрипка в руке?

      – Не знаю. Так я увидел.

      – Красиво, только ты нарисовал Моисею две левых ноги. Хотя… Моисею с двумя левыми ногами больше подходит скрипка и сломанный смычок, – сказала она.

      – Я хотел нарисовать кнут, но ручка получилась длинная. И две левые ноги тоже не нарочно. Я попробую исправить.

      – Не исправляй, мне так больше нравится. Подаришь мне? – спросила она.

      – Конечно, только не показывай никому, – сказал я.

      – Не буду показывать, я наклею в скрипичный футляр.

      Она достала клей для бумаги, намазала оборотную сторону картинки, и оставила немного подсохнуть.

      – Давай попросим прощения, – сказал я, потому что мама уже несколько дней с нами не разговаривала.

      – Раскаиваешься? – спросила она, разглаживая Моисея ногтем.

      – Нет.

      – Я тоже. А тогда зачем?

      – Если честно, раскаиваюсь. Хотя здорово было, когда она поверила и повезла меня в больницу на такси. Поехала в халате и чуть не забыла надеть на меня носки.

      – Ну и почему ты разревелся? Врач бы тоже поверил.

      – Не знаю.

      – Ты боялся?

      – Нет.

      – Ты сожалел?

      – Нет.

      – Из-за другого не ревут.

      – Сказала тоже! Ты же ревешь иногда, когда репетируешь.

      – Это другое.

      – Не другое. Ревел и точка. Давай попросим прощения.

      – Я не буду. Сам проси, если хочешь.

      – Вместе было бы лучше.

      – Я сказала, нет.

      – Завтра у нее спектакль.

      – И что? У меня тоже концерт в воскресенье.

      – Она не пойдет, если до этого мы не попросим прощения.

      – Хорошо, проси ты. Я буду стоять рядом, – сказала она.

      – Ладно, – сказал я.

      – Мы хотим попросить прощения, я больше никогда не буду слепым, – сказал я маме за завтраком.

      – Ага, – бросила она, даже не взглянув на меня, и продолжала намазывать маслом свой долбаный бутерброд. – Вечером приезжайте в театр, я пришлю такси.

      – В воскресенье у меня концерт, – сказала Юдит.

      – С пяти я на репетиции, – сказала мама.

      – Он будет в три, – сказала Юдит.

      – Тогда ладно, – сказала мама. – Только попроси, чтобы ты не была последней. Эти концерты еще ужаснее, чем родительские собрания. Как ты выносишь столько бездарностей?

      – Ну, Гроссман довольно старательный. Только несобранный, – сказала десятилетняя Юдит. Она говорила это “довольно старательный” точно с такой же интонацией, как мама про бездарностей, хотя слова были другими.

      – Они тормозят твое развитие. Я договорюсь,