Акакий Акакиевич. Леонид Левинзон

и ухнул там все свои деньги. От замечательного вечера только и осталась в раскалывающейся утром голове сногсшибательная фраза, сказанная приобретённым айзербайджанским друганом опоздавшему официанту:

      – Трахал я тебя, твой мама, твой папа, твой газовый колонка и пятьсот метров возле дома!

      На Мишкино удивление, официант на оскорбление не отреагировал, но легко взял двойные чаевые. Нет, действительно, был цыплёнок табака и терпкое красное вино, но вчера. А сегодня, сегодня что? А ничего – фига без масла, железный поезд и в нём верхняя полка сверху. Хорошо ещё, давний друг Андрей взял с собой ящик пива и отпаивал страдающего Мишку. Пожар внутри Мишки потихоньку успокоился, но вот в самой Кандалакше… не то чтобы не кормили, но есть было нечего. Мишка мог совсем похудеть, если бы Сергей не подкармливал его в буфете. А ещё он чуть не загремел на гауптвахту: вышли строем в Кандалакшу – небольшой посёлок с серыми домами, и Мишка, шедший последним, напялил ради смеха вместо пилотки весёлую соломенную шляпу с широкими полями. Взводный по изумлённым лицам редких прохожих понял, что что-то неладно, резко обернулся и чуть не упал от такой наглости.

      – Взвод, стой! Рядовой Кац, выйти из строя!

      Пойманный с поличным балбес вышел.

      – Вы что себе позволяете? Почему одеты не по форме? На гауптвахту захотели? Отвечайте: да или нет! Ах, нет? Два наряда нужник чистить!

      А через день всех бросили в пеший поход на сорок километров. На половине пути новоявленные пехотинцы стали падать, и их подбирал специальный двигающийся следом грузовик. Мишка дошёл до конца, но в кровь стёр ноги. Теперь вместе с другими покалеченными он сидел на крылечке казармы и благосклонно взирал на отрабатывающих строевой шаг однокашников.

      Медленно ракеты уплывают вдаль, ать-два….

      Встречи с ними ты уже не жди, ать-два…

      Мы сегодня начали бомбить Китай, ать-два…

      Только б не взорваться по пути…

      Вот так сидели, сидели и вдруг:

      – А вы почему не в строю? – дыша перегаром, возмущённо спросил их чужой и грубый майор.

      – Выздоравливаем! – отрапортовал кто-то.

      – Встать, когда с вами офицер разговаривает!

      – Больно же!

      Майор побурел:

      – Встать, я сказал!

      Калеки поднялись.

      – Кто такие?

      – Студенты мы… На сборах…

      Майор презрительно сплюнул:

      – Студенты? Да вы просто стадо коров. А ну освободи дорогу! – рявкнул на Мишку.

      Прошёл дальше.

      – Мишка! – появился Клёпин. – Ты чего смеёшься?

      – Хочу – и смеюсь.

      – Дурак! Смеётся только тот, кого назначили.

      – Да? Иди, Колька, съешь лучше курочку, а то ты похудел за последнее время…

      Клёпин свирепо посмотрел:

      – Я тебе руки-то обломаю!

      – Эй, мужики? Сидим… А для меня местечко найдётся? – задорный голос Пилипенко.

      Этот Пилипенко, единственный из офицеров кафедры, взятый Семенюком на сборы наблюдать за подопечными,