Картонная Мадонна. Татьяна Короткова

квартального городового, протопал башмаками бегущих ног, да и успокоился. В незашторенное окно проникал свет полной луны, небо было ясным. Лиля ворочалась. Наконец, улеглась и с открытыми глазами стала вслушиваться в тишину, физически – как ток, струящийся по проводам – ощущая возникшую связь с Максом.

      Он уже спит?

      Его письмо, обещающее так много, сейчас казалось просто чудовищной насмешкой. Лиле стало так мертвенно одиноко, будто стены и крыша над головой исчезли – и на нее всей своей громадой упал холодный черный космос, мыслящий, но бесстрастный. Он не внимал и не хотел помочь.

      Какая гробовая тоска! Неужели в ней, Лиле, нет ничего, достойного если не любви, то сочувствия?

      Лиля поплакала в подушку, повздыхала. Решительно не спалось. Тогда она села, опершись о стену и поджав ноги. Стало немного легче.

      Может, попробовать обмануть? Сказаться больной? Или придумать другую причину, но такую, что нельзя не принять? Выдать себя, например, за иностранку, которая одним днем была в Петербурге и упорхнула?

      …Глупость. Не выйдет. А другие варианты или слишком претенциозны, или не выдержат долгой игры. Не в монашки же ей записываться, в конце концов!

      Лиля кусала губы, но ничего толкового на ум не приходило. Конечно, если бы не ехать, а продолжать переписку – длить и длить эпистолярный роман! О, какие перспективы открывал бы этот путь! Если б не приходить, а, например, прислать фотокарточку. Она нашла бы что-то подходящее – и писала бы Максу от чужого лица…

      Лиля сползла с кровати, подошла к столу и выдвинула ящик. В его глубине хранилось несколько снимков экранных красавиц. Она подержала их в руках, представляя каждую. Нет, ни одно из этих кукольных лиц не подходило: Лиля внутренним зрением как будто уже начала угадывать черты женщины, ставшей ее тайной сутью. Но лицо незнакомки еще не открывалось, еще туманилось, как сквозь рифленое стекло.

      Лиля вернула фотокарточки на место, задвинула ящик. Обманывать Макса, которого она почти боготворила, было бы низко.

      Ему понравились ее стихи! Он написал, что у нее яркий самобытный талант!

      Но что же делать? Что делать? Как теперь с этим быть?

      …Этот вопрос клещами впивался в нее до рассвета. Одеваясь, она была рассеяна. Как сомнамбула дошла до трамвайной остановки. Проехала по Троицкому мосту, невидящими глазами глядя на Неву. Сошла на Большом проспекте. Приблизилась к зданию гимназии, открыла дверь, запнулась на входе. Услышала за спиной привычный смех девочек. Оглянулась – уперлась глазами в наглый взгляд симпатичной бонны. И приняла, наконец, трудное решение.

* * *

      – Пожалуй, стоит прикупить закуски. А что на горячее? – волновался Макс.

      – Не щами же нам ее потчевать, – хохотал Алексей, – Удивляете, право.

      – Шутки в сторону, господин граф. Ну-с, учите меня, пользуйтесь моментом. Чем, по-вашему, мы должны ее принимать?

      Алексей был снисходителен.

      – Никаких горячих блюд! Не тот случай, Макс! Легче, легче! Первое, конечно, вино. Пусть будет сладкий херес. Естественно,