Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

четырьмя годами дольше, чем он.

      – Хорошо, бросьте рыть, – торопливо заговорил голос. – Но скажите мне только, на какой высоте отверстие, которое вы вырыли?

      – Вровень с землей.

      – Чем оно скрыто?

      – Моей кроватью.

      – Двигали вашу кровать за то время, что вы в тюрьме?

      – Ни разу.

      – Куда выходит ваша комната?

      – В коридор.

      – А коридор?

      – Ведет во двор.

      – Какое несчастье! – произнес голос.

      – Боже мой! Что такое? – спросил Дантес.

      – Я ошибся; несовершенство моего плана ввело меня в заблуждение; отсутствие циркуля меня погубило; ошибка в одну линию на плане составила пятнадцать футов в действительности; я принял вашу стену за наружную стену крепости!

      – Но ведь вы дорылись бы до моря?

      – Я этого и хотел.

      – И если бы вам удалось…

      – Я бросился бы вплавь, доплыл до одного из островов, окружающих замок Иф, до острова Дом, или до Тибулена, или до берега и был бы спасен.

      – Разве вы могли бы переплыть такое пространство?

      – Господь дал бы мне силу. А теперь все погибло.

      – Все?

      – Все. Заделайте отверстие как можно осторожнее, не ройте больше, ничего не делайте и ждите известий от меня.

      – Да кто вы?.. Скажите мне по крайней мере, кто вы?

      – Я… я – номер двадцать седьмой.

      – Вы мне не доверяете? – спросил Дантес.

      Горький смех долетел до его ушей.

      – Я добрый христианин! – вскричал он, инстинктивно почувствовав, что неведомый собеседник хочет покинуть его. – И я клянусь богом, что я скорее дам себя убить, чем открою хоть тень правды вашим и моим палачам. Но ради самого неба не лишайте меня вашего присутствия, вашего голоса; или, клянусь вам, я размозжу себе голову о стену, ибо силы мои приходят к концу, и смерть моя ляжет на вашу совесть.

      – Сколько вам лет? Судя по голосу, вы молоды.

      – Я не знаю, сколько мне лет, потому что я потерял здесь счет времени. Знаю только, что, когда меня арестовали, двадцать восьмого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года, мне было неполных девятнадцать.

      – Так вам нет еще двадцати шести лет, – сказал голос. – В эти годы еще нельзя быть предателем.

      – Нет! Нет! Клянусь вам! – повторил Дантес. – Я уже сказал вам и еще раз скажу, что скорее меня изрежут на куски, чем я вас выдам.

      – Вы хорошо сделали, что поговорили со мной, хорошо сделали, что попросили меня, а то я уже собирался составить другой план и хотел отдалиться от вас. Но ваш возраст меня успокаивает, я приду к вам, ждите меня.

      – Когда?

      – Это надо высчитать; я подам вам знак.

      – Но вы меня не покинете, вы не оставите меня одного, вы придете ко мне или позволите мне прийти к вам? Мы убежим вместе, а если нельзя бежать, будем говорить – вы о тех, кого любите, я – о тех, кого я люблю. Вы же любите кого-нибудь?

      – Я один на свете.

      – Так вы полюбите меня: если вы молоды, я буду вашим товарищем; если вы старик, я буду вашим сыном. У меня есть отец, которому теперь семьдесят лет, если